Кошка с Собакой - Алексей Свешников

– Делать им больше нечего! Мы же только-только друг друга жрать перестали, а некоторые до сих пор не брезгуют.

– Не такие уж мы и серые! Дрозофил уже спариваем… Выделяем ДНК…

– С кем спариваем?

– С другими мухами. Мамонтов хотим клонировать, и они на нас так же смотрят, как на эксперимент.

– Давай-ка лучше жахнем.

Когда фляжка опустела, я решил отправиться спать. Теология вкупе с инопланетным разумом не была моим коньком.

– Хорошо, – Серёгу понесло на разговоры. – А вот почему у нас коммунизм не построили?

Я вспомнил о собаке: «Её бы сейчас, она б живо всё объяснила».

– Тебе честно ответить, что думаю?

– Ну да…

– Из-за предательства.

Я замолчал, не хотелось дальше говорить. Нашёл взглядом Полярную звезду, попытался представить себе расстояние до неё.

– Пойду я спать, Серёга, глаза слипаются.

– Но Бог-то есть? – спросил он, когда я уже входил на веранду.

– А он тебе нужен?

– Нужен. Чтобы хоть какая-то справедливость была.

– Ну и делай так, чтобы он был.

Я закрыл дверь и в темноте наступил на не говорящую кошку.

– Новый год на носу, а у нас ни ёлки, ни оливье, – сказала собака.

– Ёлка и ниепёт, – поддакнула кошка.

Смотрю на них – натуральные засранцы. В переносном, конечно, смысле. С гигиеной у них почище, чем у некоторых двуногих. А вот по части разводилова – это колбасой не корми!

– Вы же майонез не жрёте!

– Нам ёлка нужна, а оливье – это для тебя, чтобы спать помягче было.

– Без намёков! Я пить, между прочим, бросил.

– От темы не отходим, вернёмся к зелёной красавице, – поправляет кошка.

– Ну, собирайтесь. Пойдём за ёлкой.

– Не, мы в тылу останемся.

– Предатели!

– Ёлки обычно возле станций метро продают, – намекает собака.

– Метро – это под землёй, – подсказывает кошка.

Делать нечего, придётся Марину подключать. Одному-то идти не хочется.

Давно уже зима не баловала хорошей погодой. Всегда у нас слякоть под тридцать первое число. А тут, как у Пушкина – «мороз и солнце, день чудесный». Правда, это из окна.

Бужу Марину.

– Вставай, подруга, труба зовёт.

– Может, хватит уже?

Но без злобы, а с лучезарной такой, сонной улыбкой.

– Не, за ёлкой пойдём.

– У тебя одни ёлки-палки на уме.

– Палки вечером, – говорю, – а утром – ёлки!

Морозец грызанул за щёки. И мы с Мариной бодро поскакали в направлении предполагаемого ёлочного базара. Кругом сновали гружённые сумками, ёлками и прочей хернёй, горожане. Я, вообще, не сторонник всего этого удалого размаха, с каким у нас принято праздновать, что бы то ни было. Хотя Новый год уважаю. Есть в нём что-то бесконечно домашнее и сентиментальное. Последние года, правда, я банально просыпал торжественный бой курантов. И не по причине синевы, как могли бы предположить многие. Просто перестал относиться к этому с детской надеждой на лучшее. Привычка быть кузнецом своего счастья слишком рано победила во мне Деда Мороза.

– Вон там ёлки, – Марина махнула рукой.

Я послушно повернул направо, и через пять минут мы стояли среди множества кричащих детей, молчаливых ёлок, очумевших родителей, двух хачекянов и одной автомашины марки Жигули блевотно-зелёного цвета, выкрашенной маховой кистью. Это многообразие животного и растительного мира нашей планеты предстало передо мной во всей предновогодней красе. Мне стало немного тошно.

– Ёлку подбери нам по-пушистее, – попросил я ближайшего ко мне продавца.

– Э, дарагой, всэ как на падбор!

Я сплюнул и покосился на Марину. Та, напротив, очень весело взирала на этот дурдом.

– Тогда ты помоги – я буду добытчик, а ты критик.

И шагнув в хвойную массу, как в лес, я вынул первую жертву.

– Да ну, – Марина замахала руками. – Какая-то она драная, как хвост у твоей собаки.

«Хорошо, что она не слышит, – думаю. – А то бы Марина запросто могла про себя что-нибудь новенькое узнать. Хотя, конечно, вряд ли». Друг к другу они относились со взаимной симпатией.

Когда через мои руки прошло ёлок двадцать, я убедился, что они действительно были «всэ как на падбор», а именно – уёбищные.

– Вы их что, из бараньих рогов клонируете? – в сердцах бросил я продавцу, выбираясь, по проделанной мною просеке, к Марине.

– Ну, чего делать будем? – спросила та.

– В лес поедем.

– За ёлкой?

– Нет, за дедом морозом!

– А разве можно рубить самим?

– Тебе ёлка нужна или нет?

– Мне не помешает, но, вообще-то, с ёлкой ты муть поднял. А точно ведь! Это же четырёхногие меня спанталыку сбили.

– Что, ни адна нэ падашла? – удивлённый хачекян подал голос откуда-то справа, из хвойных зарослей.

– Полный дерибас с твоими ёлками.

– Ай, нэправда, зачем абижаешь?

«Хули я с ним, мудаком, разговариваю», – подумал я и, взяв Марину под руку, порулил к дому.

На подходе отдал ей ключи, попросив подогнать машину со стоянки:

– Я зимой не ездила ни разу.

– Попрактикуешься.

– Да ну тебя, ещё, не дай Бог, чего!

– Хорошо, вместе пошли.

«Действительно, – думаю, – чего это я?»

Сижу в машине. Марина вокруг порхает, сгребает снег, раскраснелась – согрелась, видать. Дублёнку на заднее сиденье скинула. Натуральная снегурочка. Я же злой на весь белый свет, замёрзший – кутаюсь в воротник, как подмосковный немец.

– У тебя телефон.

А я и не слышу. Кому я ещё нужен? Смотрю – номер домашний. Ну, сейчас будет цирк.

– Да?

– Как там с ёлкой? На проводе кошка.

– Мимо.

Надо говорить, так как-то, чтобы ещё Марина не пропасла, с кем это я там базарю.

– Кто это? – ревниво затыкала она меня в бок. Ну вот, началось.

– Вован это, – ей говорю.

– Слышь, Зорге, мы тут с собакой чуть-чуть похулиганили.

– Что там у вас?

– Решили оливье забацать и случайно всю колбасу схомячили.

– Что-о-о?! – Марина аж подпрыгнула, как я заорал. – Там же кило с довеском!