Пассажир «Полярной лилии» - Жорж Сименон
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Я буду каждый день приносить вам еду и питье…
— Ладно…
— Может быть, хотите, чтобы я принес вам подушку?
— Это слишком опасно…
Но именно потому, что было опасно, майора это забавляло.
— Может быть, завтра…
— Если можно…
— Ждите меня… Я приду…
Он спустился в свою каюту, чтобы взять графин со свежей водой; но потом подумал, что назавтра стюард заметит исчезновение графина и пойдет его искать в общую ванну. На столике у кровати лежали фрукты. Ему случалось съедать их ночью, и он положил в карман яблоко и два банана.
— Осторожно… Я передаю вам графин… Приподнимите чехол…
Он надеялся, что увидит лицо незнакомца, но мелькнуло лишь светлое пятно — рука.
— Вы выпьете сразу?
— Лучше оставьте на день…
— Вот фрукты… Завтра принесу вам какой-нибудь еды… Вы плывете на Таити?
Этот вопрос остался без ответа.
— Вы сели в Кристобале?
Ответа также не последовало. В общем, это было и так ясно, не мог же человек прятаться в спасательной шлюпке с самого Марселя, иначе говоря, в течение двадцати двух дней.
— Вы ничего не хотите мне сказать?
— Нет… Спасибо…
Глухой голос, такие иногда слышишь во сне…
— Вам тут не слишком плохо?
— Нормально…
Назавтра майора взволновала одна мысль. Точнее, она пришла; ему в голову ночью, и он с трудом смог заснуть. Когда наутро стюард принес Оуэну яичницу с беконом, тот спросил:
— А у вас не бывает учебной тревоги?
На борту всех кораблей, как правило, на второй день дается сигнал тревоги и каждый пассажир должен занять указанное ему место возле шлюпок, а их вынимают из гнезд и спускают на несколько метров вниз к поверхности воды, чтобы удостовериться, что все механизмы работают исправно.
— Чаще всего проводим их в Атлантике, здесь — редко. Ведь в Панаме сели всего два или три пассажира, игра не стоит свеч.
Оуэн продолжал расхаживать по кораблю, завязывал разговоры, особенно с пассажирами второго класса, которые уже его хорошо знали.
Любопытный тип был этот миссионер… Вот уже два года он жил на атолле Паумоту, где оказался единственным белым. Провизию ему доставляли раз в год на шхуне. Сейчас он возвращался из своего первого отпуска во Францию. Отважиться на такое путешествие его вынудила смерть отца, оставившего в его пользу запутанное завещание.
Что же касается рыжеволосой красотки, то объектом ее нежных чувств и непрерывных ласковых взглядов был тот самый худосочный и сутулый парень.
На пятый день объявили, что вдали, по левому борту, показалась земля. Все бросились на палубу, хотя на горизонте виднелась лишь узкая темная полоска — острова Галапагос.
С графинами происходило нечто таинственное. Дважды Оуэн уносил графины из общей туалетной комнаты. Оба раза он забывал попросить безбилетного пассажира вернуть предыдущий. И недоумевающий Ли выслеживал вора.
К тому же он, наверное, решил, что у майора Оуэна завелись странные причуды. По утрам вместо яичницы с беконом тот просил принести ему нарезанную ветчину, да побольше, и крутые яйца. А когда Ли приходил за подносом, скорлупы не было.
Вечером англичанин требовал сэндвичи. Их подавали в баре, где сразу же и съедали. Он же забирал сэндвичи в каюту — на ночь, как он говорил, и фрукты, в основном яблоки, и побольше.
Безбилетный пассажир любил яблоки.
Все происходило по заведенному порядку. Оуэн ждал, пока все улягутся. Часто ему приходилось ждать, потому что у Альфреда Мужена была просто мания курить до поздней ночи, облокотившись о поручни.
Оуэн складывал еду в карманы, кое-как прятал графин под полой пиджака. Из-за этого все чуть было не открылось, когда на шестой вечер он столкнулся на трапе с капитаном.
— Еще не легли?
— Хочу подышать свежим воздухом наверху.
И он так стремительно зашагал прочь, что слегка расплескал воду по ступенькам. Поэтому назавтра он взял с собой в каюту бутылку виски и стакан. Все решили, что ночью он пьет в одиночестве на верхней палубе.
Незнакомец не становился разговорчивее. На все вопросы он отвечал, как правило, односложно.
— Вы уже бывали на Таити?
— Нет.
— Вы продумали, как вы выйдете на сушу?
— Нет…
— Вы француз?
— Да…
— Это уже легче. Правда, ненамного. Я тут беседовал с капитаном…
Особенно досаждал радист. Можно было подумать, что он спит не больше часа в сутки. Внезапно он просыпался, зажигал свет, садился в пижаме перед своими приборами. Оуэн подозревал, что таким образом тот подслушивает какие-то разговоры, не предназначенные для его ушей. Он не вступал ни в какие контакты на корабле, кроме чисто профессиональных, с другими членами экипажа. В конечном счете, он жил на корабле своей отдельной жизнью, связанной с радиоволнами, беседуя бог знает о чем с другими радистами, затерянными, как и он, в пространстве.
— Если вас обнаружат на борту даже во время высадки, вас не выпустят отсюда, пока вы не докажете, что располагаете достаточной суммой для жизни на Таити.
— У меня нет денег.
Оуэн улыбнулся. Как будто состоятельный человек согласился бы прожить, пусть всего три дня, скрючившись под чехлом спасательной шлюпки на солнцепеке Южных морей.
Часто в течение дня он вспоминал о незнакомце. Днем во время жары корабль казался вымершим. Кроме кочегаров у топки, вахтенного офицера и рулевого, все лежали на своих койках под вентиляторами.
Привлекательная рыжеволосая девица по меньшей мере два часа плескалась в крошечном бассейне, где она лежала на спине, выпятив огромные груди.
Из-за этого тоже едва не возник конфликт, так как в определенные часы бассейн был отведен пассажирам первого класса, остальные могли им пользоваться в неудобное время — рано утром или под вечер.
Рыжеволосая явно переусердствовала, купаясь, когда ей заблагорассудится. Мадам Жюстен сделала язвительное замечание мсье Жанблану, и тот пообещал, что примет меры.
— Похоже, — объяснял Оуэн чехлу, ведь он видел перед собой только чехол, — похоже, что таитянским властям надоели так называемые «банановые» туристы.
Он испугался, что обидел собеседника.
— Простите… Но лучше, чтобы вы знали об этом… Они называют так тех, кто приезжает к ним без денег, чтобы жить, как живут туземцы, — в хижине на берегу моря и питаться фруктами и рыбой… Большинство из них через несколько месяцев заболевает, а расходы несет администрация… Вам нужно выйти незаметно, сразу же уехать из Папеэте [21] в глубь острова… А уж там…
Чтобы сойти на берег, каждый пассажир должен был предъявить сумму в десять тысяч франков — стоимость обратного проезда, в случае необходимости. Впрочем, у Оуэна — и это его весьма забавляло — тоже не было таких денег. Еще утром он