Пассажир «Полярной лилии» - Жорж Сименон

на себе тяжелый ироничный взгляд Альфреда Мужена. Тот обедал в обществе второго помощника, а свободное место, вероятно, отводилось американцу, который так до сих пор и не вышел из своей каюты.

Когда в четыре часа Оуэн заглянул в кают-компанию, супруги Жюстен и Лусто играли в бридж. Он машинально наблюдал за партией, и мадам Лусто вежливо ему предложила:

— Не хотите ли сесть вместо меня, майор? Мне будет только приятно. Я так плохо играю! Мой муж все время делает мне страшные глаза… Я бы лучше посидела в кресле и повязала.

И так как он, поблагодарив, отказался, она спросила:

— Вы не играете в бридж?

Он поколебался и ответил с той же полуулыбкой в уголках губ:

— Нет, совсем немного… Вы очень любезны…

Почему Альфреду Мужену, тоже наблюдавшему за партией, вдруг захотелось беззвучно рассмеяться?

Жизнь шла своим чередом. Кто-то из пассажиров часов в пять решил поплескаться в бассейне на корме, откуда раздавались веселые крики. Потом пришло время аперитива. Мужчины переоделись в пиджаки, повязали галстуки, так как смокингов здесь не носили.

После обеда у себя в каюте Оуэн написал короткое письмо.

Не бойтесь, я только хочу помочь вам. Если вам что-нибудь нужно, этой ночью я подойду к шлюпке. Вам останется лишь приподнять чехол, когда я кашляну. Вы сможете поговорить со мной или передать записку. Осторожно, дверь в рубку радиста всегда открыта.

Он успел обойти весь корабль, с носа до кормы, узнал рыжеволосую девушку, ту, что видел ночью, — сейчас она плавала в бассейне. Довольно упитанная, с молочно-белой кожей, усеянной веснушками, она без конца улыбалась красными пухлыми губами, обнажая в улыбке по любому поводу ослепительные зубы, а ее внушительная грудь тем временем, казалось, наполнялась жизненной силой.

Радист же был блондин, совсем мальчишка, лет двадцати двух. Он редко отлучался из своей рубки — только чтобы размяться, мерил палубу крупными шагами, выбирая время, когда пассажиры обедали или ужинали.

Вечером снова сели за бридж, и Альфред Мужен занял место мадам Лусто. Мсье Фрер, устроившись в углу, проверял финансовые документы и делал пометки.

Около полуночи Оуэну показалось, что на палубе никого нет, но тут же он заметил в нескольких шагах от себя Альфреда Мужена, облокотившегося на поручни. Чтобы избавиться от его общества, майор вернулся в каюту. Только около часу ночи ему удалось подойти к шлюпке и сунуть туда записку, карандаш и блокнот. Сначала он было решил передать еще и пачку сигарет, но понял, что, закурив, безбилетный пассажир мог себя этим выдать.

В эту ночь больше ничего не произошло. Правда, радист, как обычно, выходил подышать свежим воздухом.

Следующий день был похож на предыдущий, и так изо дня в день. Для тех, кто вышел из Марселя, так продолжалось с начала плавания. Сами того не замечая, пассажиры механически повторяли одни и те же действия в одно и то же время.

Например, за несколько минут до одиннадцати всегда можно было встретить мсье Жюстена: он прогуливался по палубе, время от времени поглядывая на лестницу, и непременно раз или два заходил в кают-компанию. Альфред Мужен вел себя так же. И майор Оуэн тоже взял за привычку находиться где-то неподалеку, в ожидании, когда откроется бар. Наконец появлялся бармен Боб, здоровался по очереди с каждым и, зайдя в свою клетушку, сразу же открывал буфет.

Мсье Жюстен неизменно брал перно, и его черные усики весь день попахивали анисом. Пикон[19] для Альфреда Мужена, тот выпивал четыре-пять рюмок перед обедом. Виски — для Оуэна.

— Без льда, не так ли? — всегда спрашивал Боб.

Все перешептывались, особенно женщины, глядя, какое количество бутылок приносили в каюту американцу.

— Он почти голодает… С трудом поднимается… Вчера за весь день съел только маринованную селедку…

Пассажиры все время наблюдали друг за другом.

По сто раз в день Оуэн чувствовал на себе взгляд Альфреда, но человек из Панамы глаз не отводил.

— Очень не люблю таких пассажиров на борту, — признался капитан. Завидев англичанина, он поспешил открыть дверь своей каюты. — Между Марселем и Панамой такие случаются часто. Иногда они садятся вместе с женщинами. Некоторые совершают круизы ежегодно, чтобы подлечить в Виши печень. Однако вести себя подобным образом на этом участке линии Тихого океана не всякий отважится. Что им делать на островах, где их тотчас же обнаружат? Кстати, такие люди не опасны для окружающих.

Мсье Оуэн ответил ему неотразимой улыбкой.

— Их довольно много в Панаме и в Колоне, добрых два десятка, и среди них не менее пяти беглых каторжников. Они составляют нечто вроде мафии, как говорят американцы, ворочают крупными делами. Они богаты, живут размеренной жизнью. Знаете, если вам доведется еще раз проехать через Панаму, я покажу вам кафе, где вы сможете увидеть их ежедневно, когда они играют в белот[20].

Время от времени они начинают выяснять отношения, а потом одного, который брал себе куски пожирнее или не подчинялся правилам, находят с ножом в спине или с простреленной головой.

Кстати, непонятно, каким способом этот Альфред Мужен оказался на борту… Я навел справки в нашем агентстве в Панаме… Еще утром в день отплытия у него не было места… Видимо, он не был точно уверен, что поедет, или просто не хотел, чтобы об этом узнали.

Вы понимаете, что я имею в виду? В последнюю минуту он позвонил по телефону и справился, сможет ли подняться на корабль, как только судно подойдет к рейду.

— Я его видел, — сказал мсье Оуэн… — Он очень нервничал…

— Допустим, он с кем-то плохо обошелся и тот поклялся с ним расквитаться… Он знает, что во Франции или где-то в другом месте его в конце концов обнаружат. И наоборот, на островах, куда суда приходят не чаще, чем раз в полтора месяца, у него есть время осмотреться… Любопытно было бы узнать, что лежит в его зеленом чемоданчике, который с трудом несли двое…

Оуэн поставил свой шезлонг напротив лодки. Только когда радист погасил свет, он кашлянул, устремив взгляд туда, где той ночью приподнимался чехол. Ему пришлось несколько минут подождать, он снова кашлянул три-четыре раза, пока не услышал легкий шум, свидетельствующий о том, что в лодке находится живое существо.

Очень тихо, пожевывая сигару, он прошептал:

— Вы написали мне записку?

— Нет…

— Вам что-нибудь нужно? У вас есть что пить?

— Нет…

— Хотите вина?

— Воды…

— Сейчас?

— Если можно…

— Еда у вас есть?

— Да…

— Хотите, чтобы я вам что-нибудь принес?

— Фруктов…

Оуэн едва шевельнул губами, не выпуская из