Битая грань - Ольга Горовая

— Я думала, что только мешаю тебе теперь, усложняю все. Да и… зачем нужна такая? Дефектная, не способная… — Катя даже попыталась из себя смешок выдавить, типа с иронией.

Но он-то ее боль чувствовал своим нутром. На двоих же все! И осознал, что не в том состоянии его котена была, чтобы в мозгах и мыслях Санька разбираться.

— Освободить хотела… — как-то неуверенно и с реальной виной в голосе, прошептала Катя, так и стреляя своими глазищами сквозь ресницы.

— Котена?! Какого хр**а, а?! — простонал Санек, понимая, что ему и смешно, и обидно в одно и то же время. Но так, не серьезно, просто… ну блин! — А как ты себе вообще представляла, что я к тебе отношусь, сердце мое?! Тупо, как к телу, что ли?! Грудь и зад?! Малышка моя! Ну неужели не видно, что я не то что тебя, я пол люблю, по которому ты босая вечно бегаешь! Каждую твою улыбку и гримасу… Да для меня уже дом — это ты, блин! Уйдешь из квартиры, окей, не вопрос, найдем другое место. Но от меня — ни фига, котена! Не выйдет. Я ж тебя найду и достану где угодно, любимая! — прижался в жарком и каком-то скряжистом поцелуе к ее приоткрытым губам, измазанным полустертой алой помадой. — Протупил, признаю. Лоханулся… Но даже не представлял, что ты не видишь, не понимаешь, как меня накрыло тобой! Реально ничего больше не нужно, малышка! Одна ты. И слышать не хочу больше, про «неспособную» и «дефектную», поняла?! — его вдруг цапануло какой-то злостью.

Не сердитой уже, не обиженной, а за нее переживающей. А еще… ок, может, он и не прав, и надо было бы сдать, пока говорили… Но они слишком давно откладывали секс, если честно. И вот в этот момент, даже этот весь цирк с ее умозаключениями не мог у него охоту отбить. Наоборот, показалось, что сейчас ее просто не сможет выпустить из рук. И горячей нуждой по нервам от того, как дышит тяжело и резко, как смотрит, от всего вида, ощущения обнаженной кожи… Хочет ее дико! И она его так же, знает, свою девочку чувствует прекрасно!

Не отпуская, чуть подтолкнул Катю вперед, двигаясь к тому самому роялю, до которого они, кстати, так еще с похабщиной и не добирались, сколько бы ни острили на этот счет.

— Вот чтоб больше таких мыслей вообще в голове и не появлялось, ясно, котена?! — резко развернул Катюшу, обхватив одной рукой за талию.

Задрал платье вверх. Ну блин, почти как в первый раз… Но стало пополам.

— Да-а-а! — Катя как-то задохнулась, словно воздух глотала с жадностью, а потом совсем низко, глубоко, по-грудному застонала, когда Саша на нее всем телом навалился, распластав по холодной крышке рояля.

У него на затылке мышцы свело, пробило до позвоночника этой ее дрожью возбуждения, что руками ощутил. Самого затрясло от потребности чисто по-мужски утвердиться в любимом теле! Накрыл собой, уже забравшись рукой ниже, раздвигая мягкие складки под бельем, дурея от того, что влажная, возбужденная, несмотря на весь этот греб***ый капец с их пониманием друг друга.

— Люблю тебя, Катерина, усекла? Вот даже можешь никогда не сомневаться, — хрипло выдохнул, понимая, что нет терпения. Не выдержит.

Ухватил ее бедро, приподнимая, и, помогая себе второй рукой, реально по-дикому ворвался в готовое и податливое для него тело. Замер, стараясь не напирать.

Перевели дыхание оба…

А пульс в голове грохочет, уши закладывает. Катя ладонями скользит по лаковой крышке, словно зацепить ногтями хочет, вцепиться, как в простынь привыкла… Но оно не выходит, не поддается дерево. Приподнимается на носочки, прогибая спину, чтобы своей охр**ительной попкой прижаться к нему крепче.

Наклонился еще ниже, накрыл ее пальцы своими, сжал даже с трепетом каким-то, не особо ему свойственным.

— Не отпущу! — поклялся. — Да надеюсь, что у тебя и мысли такой «светлой» больше никогда не появится — уходить, — добавил низким шепотом с иронией. — Меня от тебя освобождать не надо, Катя. Наоборот, больше хочу, чтоб вообще не отделима, без вариантов. Ты сама. Не важно, что там и как будет, родная, — не выдержал, начал резко двигаться, вбивая себя в ее плоть.

Просунул только руку между Катей и роялем, чтоб смягчить, чтоб не врезалось дерево в нежную кожу. А рояль каким-то гулким гудящим звуком отозвался на их безумие.

— Будут дети, не будут… Сделаем ЭКО или из приюта возьмем — мне без разницы, котена, главное, чтобы ты — рядом. С остальным справимся. Заруби это себе на носу… Или, блин, таки завтра затащу в салон и вот тут на руке набьем, — обхватил ее запястье, показывая выше старый шрам, чтоб наглядней. — Сразу, как кольца на свадьбу выбере-е-м… черт! — умолк, сам хватая воздух открытым ртом.

Сорвался, голос сипит, ритм бешенный; глухие, влажные звуки столкновения их тел в комнате эхом, от которого только жарче в груди, и красная пелена удовольствия перед глазами.

— Поняла?! — опять почти рявкнул, понимая, что вот-вот кончит.

— Да, любимый! — закричала Катя, вдруг задрожав, забившись под ним дрожью оргазма, укусила за ту самую руку, которой он ей это все смягчить пытался.

И его накрыло не по-детски от этого. Снесло башню, вот честно, но с таким кайфом, и даже смехом от облегчения, и телесного, и морального, что как вырубило на пару мгновений.

— Ты серьезно не против ЭКО, если что?

Катя ворочалась в его руках уже полчаса. Они успели принять душ и поужинать. Санек, кстати, оценил ужин — малышка шикарно расстаралась, мясо во рту таяло, да и по вкусу не во всяком ресторане так готовили. И салат был вкусным, с какой-то «заковыристой» заправкой, добавлявшей пикантности.

— Удивила, котена! — рассмеялся Санек, искренне отдав должное ее таланту. — Ты, оказывается, не только к музыке склонна. Что ж раньше молчала? Я думал, перцы — коронное блюдо. А тут вон как, можно и про рестораны забыть, — весело поддел.

— Ну, я не то чтобы готовить обожаю, — рассмеялась и Катя. Ее отпустило, кажется. Да и в целом, малышка точно чувствовала себя теперь как-то свободней и легче.

А он в очередной раз себе мысленно подзатыльник отвесил за то, что такое и упустил. Идиот!

— Но мама считала это очень важным и, разумеется, вложила в меня все знания и умения, что казались ей необходимыми для меня, — продолжила рассказывать Катерина. — Ну а мне все равно тебя хотелось порадовать, несмотря ни на что. Чтоб самое лучшее, ведь и ты меня ни разу ничем не обидел, — неуверенно пожала плечами, кажется, немного стремаясь того, что недавно удумала.

Санек хмыкнул и обнял ее, забрав бокал из рук. Пересадил к себе на колени и крепко поцеловал.

— Это ты у меня самая лучшая, котена, — прошептал, дурея от запаха ее горячей кожи, от дикой любви, что буквально грудь вспарывала, необъятной казалась.

Так и замерли на какие-то долгие минуты, забыв и о еде, и обо всем остальном, просто близостью друг друга наслаждаясь.

А теперь добрались до комнаты, которая в последние недели заменяла им спальню. Хотя, что его порадовало, котена впервые за эти дни заколебалась, когда они пошли сюда, даже бросила неуверенный взгляд в сторону настоящей спальни. Но ничего пока не сказала. И Санек решил не давить, хоть спина уже и давала знать, что ей осточертел этот диван, пусть и с претензией на ортопедический матрас. Он перебьется, но малышку сейчас точно третировать не будет, чтоб не обострять. Уже какие-то подвижки, а там… как бог даст. Появилась надежда, что начинает все успокаиваться, он это умиротворение в Катерине просто на вкус чувствовал, ощущал наощупь пальцами, когда ее плечи и щеки гладил.