Обитель Тьмы - Антон Грановский

У Глеба засаднило под ложечкой.

– Значит, долгий путь, который я проделал вместе с Рамоном и стрельцами…

– Ты проделал этот путь в своем воображении, – спокойно произнес Громол. – Твоя душа блуждала во мраке, из которого не было выхода. Страх настолько прочно угнездился в твоем сознании, что грозил свести тебя с ума. Был лишь один способ спасти тебя, Первоход.

Глеб подавленно молчал. После долгой паузы он взглянул Громолу в глаза и сказал:

– Значит, Гиблое место решило поиграть со мной в доктора Фрейда? А все ужасы, которые мне пришлось испытать, – это что-то вроде «восстановительной психотерапии»? А Мегаморф, которому я отрубил голову…

– Он – зримое воплощение твоих кошмаров, – сказал Громол. – Последний бастион тьмы, заполнившей твою душу. Ты должен был одолеть чудовище, чтобы изгнать из своей души страх. И ты это сделал.

Глеб облизнул губы, посмотрел на охотника с холодным прищуром и подозрительно проговорил:

– А кто ты сам, Громол? Ты действительно призрак моего погибшего друга, или…

«Или тебя создало Гиблое место, чтобы твоими устами поговорить со мной?» – хотел сказать Глеб, но не смог произнести эти страшные слова.

Громол понял все и так. Он улыбнулся и вымолвил:

– Я – рука, которую протянуло тебе Гиблое место. Повелитель снов, которого создали падшие боги и послали тебе на подмогу.

– Что-то вроде старичка Оле-Лукойе с волшебным зонтиком в руке[6]. – Глеб нахмурился. – Значит, Гиблое место каким-то образом воздействовало на мой мозг и усыпило меня. Долгий сон, в котором я побеждал чудовищ, должен был восстановить мои силы и вернуть мне уверенность в себе. Ловко!

– Однажды ты едва не разоблачил меня. Помнишь кинотеатр?

Охотник Громол улыбнулся, и вдруг внешность его изменилась. Теперь на Глеба смотрел пожилой, гладко выбритый незнакомец в свитере и очках в золотой оправе.

– Твое подсознание, как маньяк, желающий, чтобы его разоблачили, пыталось подсказать тебе, что все, что ты видишь, – просто сон.

Громол снова обрел свой привычный вид. Глеб отвел взгляд от его лица и посмотрел на озеро. На его поверхности играли блики.

– А как же Бранимир и его стрельцы? – тихо спросил Глеб и повернулся к Громолу. – Что ты скажешь про них? Они тоже моя выдумка?

Охотник кивнул:

– Да. Их создало твое подсознание.

Глеб поднял руки и потер пальцами ноющие виски. У него слегка закружилась голова, а во рту стало сухо. Кроме того, он испытал приступ чудовищного голода, будто не ел несколько дней. Борясь с головокружением, Глеб лег на траву и уставился на небо. Белое облако, висевшее прямо над ним, не двигалось и в своей неподвижности было похоже на часть театральной декорации. Глеб разлепил спекшиеся губы и прошептал:

– Вероятно, я просто устал…

– Да, ты устал, – отозвался Громол. – Ты прошел долгий путь и едва не погиб. Но теперь все в порядке.

Охотник еще что-то говорил, но уже так тихо, что слов его было не разобрать. Лишь последнюю фразу Глеб расслышал четко, и фраза эта была:

– Пора просыпаться.

– Пора просыпаться, Глеб. Ну же! Открой глаза!

Первоход открыл глаза. В ушах стоял колокольный звон, перед глазами крутились желтые круги. Во рту стоял противный кисло-сладкий вкус.

Прямо перед собой Первоход увидел круглую, толстощекую физиономию своего друга Хлопуши. Толстяк вытаращил глаза и радостно завопил:

– Рамон! Клянусь бараньей лопаткой, он очнулся! Первоход, ты ведь уже не спишь? Скажи что-нибудь!

Глеб растянул онемевшие губы в улыбку и с трудом проговорил:

– Привет, обжора. Надеюсь, я не лежу на сковороде? И ты не собираешься засунуть меня в печь?

Толстяк захохотал и хлопнул подошедшего Рамона по плечу. Толмач покачнулся и недовольно поморщился.

– Полегче, великан. – Затем улыбнулся Глебу и мягко, чуть грассируя, произнес: – С пробуждением, Первоход.

Глеб сел на лавке и огляделся. Стол, скамейка, закопченная печь. Окно затянуто бычьим пузырем. Над дверью – маленькое волоковое оконце, почерневшее от копоти. Это была изба воренка Прошки.

Глеб взглянул на толмача. Тот выглядел неплохо. Бородка и усики аккуратно подстрижены. Смуглое, миловидное, словно у девушки, лицо его было невозмутимо, а черные глаза мерцали из-под длинных ресниц бархатистым, благородным мерцанием.

Глеб усмехнулся.

– Рад видеть тебя живым и невредимым, толмач.

– Я тоже рад тебя видеть, Первоход, – с улыбкой произнес Рамон.

Глеб поднял руку и потер затекшую шею.

– Значит, я спал.

– Да как крепко! – восторженно воскликнул Хлопуша. – Мы боялись, что ты уже никогда не проснешься!

Рамон метнул на него строгий взгляд, и Хлопуша, поняв, что ляпнул что-то не то, смутился.

– Сколько я спал? – спросил Глеб.

– Твой сон был очень долог, – ответил Рамон. – Ты проспал шесть дней.

Глеб нахмурился. Помолчал, задумчиво поскреб пальцами заросшую щеку и сказал:

– Что ж… По крайней мере, я чувствую себя выспавшимся.

Хлопуша и Рамон переглянулись.

– Скажи ему! – поторопил друга Хлопуша. – Ну же!

Рамон нахмурился, смущенно кашлянул в кулак и не совсем уверенно проговорил:

– Видишь ли, Глеб… Пока ты спал, ты менялся. Четыре дня назад ты выглядел как изможденный старик. Мория выбелила твои волосы, но во время сна они снова потемнели. От седины не осталось и следа. Твоя кожа, до этого бледная и вялая, разгладилась и стала смуглой и здоровой, как прежде. Твои мышцы налились силой. Этот долгий сон сделал тебя прежним Первоходом.

– Да. – Глеб прищурил темные глаза. – И он полностью избавил меня от страхов. Оле-Лукойе не обманул, я действительно чувствую себя здоровым.

Глеб опустил ноги на пол и нашарил сапоги.

– Помочь тебе? – осторожно спросил Рамон.

Глеб отрицательно качнул головой, натянул сапоги и пристукнул каблуками об пол.

– Первоход, а что тебе снилось? – полюбопытствовал Хлопуша.

– Мне снилось, что мы отправились в Гиблое место. С нами был воевода Бранимир. И еще двадцать стрельцов с мушкетами.

Хлопуша растерянно заморгал.

– Первоход, княжьего воеводу зовут Твердибой.

– Да, помню. Я же говорю – это был сон. – Глеб вздохнул и вдруг почувствовал адский голод. Чувство голода окончательно вернуло его в мир реальности. – Эй, парни, в этой хибаре есть какая-нибудь еда?