Орел и Дракон - Елизавета Дворецкая

Честно говоря, не ожидать этих посетителей – попросту забыть об этих людях можно было только после этого сумасшедшего дня, с гудящей головой и ноющими ранами. В резиденцию явился граф Гербальд, а с ним еще какой-то знатный франк. Надо было думать, что это и есть предводитель второго конного отряда. Когда битва переместилась в Сен-Кантен, они за ней туда не последовали, понимая, что коннице в городе нечего делать, и предпочитая уберечь остатки своих людей. Но теперь пришла пора поговорить и наконец разобраться в произошедшем. Норманны, думающие в первую очередь о добыче, с объяснениями могли бы подождать и до завтра, но франки считали иначе.

– О, приветствую тебя, граф Гербальд! – воскликнул Харальд, увидев гостя и почти столкнувшись с ним в дверях. – Рад, что ты уцелел. Много людей потерял? А это кто с тобой?

– Это, хочу тебе представить, Хильдемар, сын Гунтарда, прежнего графа Вермандуа и аббата Сен-Кантен де Монт, – сдержанно ответил граф Гербальд. Выглядел он озабоченным и хмурым.

Его спутник надменно кивнул, глядя, однако, с любопытством. С одной стороны, он не собирался быть слишком любезным с бородатыми варварами-норманнами, а с другой, сила сейчас была на их стороне и достижение его собственных целей во многом зависело от них. Это был еще молодой человек, лет двадцати пяти, с темными волосами и большими карими глазами, очень высокий, худощавый, узкоплечий, с длинными ногами. Рери он сразу показался похожим на журавля. Одет он был в красные штаны и льняную верхнюю рубаху под кольчугой, а поверх красных штанов на нем были длинные, до бедра, шелковые чулки, обвязанные под коленом подвязками из красного сафьяна с жемчугом и золотой бахромой. Длинный меч с золоченой, украшенной гранатами рукоятью висел на роскошной перевязи, обтянутой красно-золотой парчой. После битвы он уже успел натянуть шелковые перчатки с полными пальцами, которые здесь носили, в отличие от беспалых, только люди знатного происхождения. И это происхождение явственно отражалась в тонких чертах его надменного лица. Оглядывая собеседников, незнакомец то и дело шарил глазами вокруг, будто искал нечто, должное, по его мнению, здесь находиться.

– И откуда он тут взялся? – спросил Харальд, в то время как Рери напряженно старался вспомнить, не слышал ли он это имя где-то раньше. Кажется, слышал… Но где? Наверное, в Амьене, где же еще? И в связи с чем?

– Виконт Хильдемар вступил в бой на нашей стороне, не могу этого не отметить, – сказал граф Амьенский, но видно было, что воздает должное виконту в значительной мере против воли. – Поэтому он имеет право рассчитывать на то, что вы хотя бы выслушаете его.

– А давай мы завтра его выслушаем? – предложил Харальд. – Нам сейчас не до того. Надо за монастырями присмотреть, а то потом костей не соберешь…

– Его дело не терпит отлагательств, и в этом я с ним согласен. И оно напрямую касается как моей семьи, так и монастыря Святой Троицы.

Монастыря Святой Троицы! В памяти Рери всплыло утро, берег Соммы, корабли, графиня Гизела. Она что-то говорила монастыре Святой Троицы, просила позаботиться о ком-то, кто, вроде бы, должен там находиться… О боги! Она ведь говорила о своем ребенке! За всеми событиями дня ее просьба совершенно вылетела у Рери из головы. Да и вспомни он раньше, едва ли у него нашлось бы время и возможность что-то сделать.

– Да, я помню! – воскликнул он. – Графиня Гизела говорила мне. Там ее ребенок. Я обещал присмотреть, чтобы его не обижали. Она его получит, если еще не поздно. Ты знаешь, где тут этот монастырь? Идем с нами, покажешь дорогу – так оно быстрее будет. Ты ведь знаешь этого парня в лицо?

– Святая Троица – женский монастырь, – сказал граф Гербальд, глядя на Рери с непонятным сожалением. Похоже, он уже нисколько не верил, что дело кончится хорошо, но стремился выполнить свой долг до конца. – Среди его послушниц находилась дочь Гизелы, вдовствующая графиня Санлисская. Только Бог знает, жива ли она теперь, после того как город почти весь день был в руках ваших людей.

– Но я требую, чтобы в обмен на мою помощь графиня Санлисская была передана мне, – вдруг сказал виконт Хильдемар. Он тоже говорил на языке франков, но норманны уже привыкли к нему и понимали почти все.

– За твою помощь? – Харальд подбоченился. – Ты радуйся, что сам жив еще! Думаешь, мы не видели, как ваши колошматили всех норманнов, до кого могли дотянуться, и моих людей в том числе! Да вы принесли нам больше вреда, чем пользы! Тебе стоит скорее договариваться о выкупе за твою собственную жизнь и свободу, если только тебе еще есть что предложить! А не ставить нам условия и не требовать… Ой, – до него внезапно дошло услышанное. – Графиня Гизела… Графиня… Ее дочь? Дочь, ты сказал?

Рери тоже сообразил, что или недослышал, или не понял, но искать надо не мальчика, а девочку. И если эта девочка – уже вдовствующая графиня Сан… неважно, то она, по всему выходит, не такая уж девочка, а скорее взрослая женщина. А у франков «взрослая женщина» начинается лет с двенадцати, то есть по меркам норманнов эта графиня-вдова может быть очень даже молодой девушкой.

Если она еще жива, само собой. Почти весь день город и монастыри были во власти норманнов, а те едва ли спрашивали имя и происхождение у молодых женщин, попадавшихся им в руки. И если… Очень мало надежд на то, что дочь Гизелы избежала общей участи. Но все же поискать ее стоило. Хотя бы ради графини Гизелы, которой он, Рери, это обещал.

– Пойдем со мной, граф, или пошли кого-то из твоих людей показать дорогу, – отрывисто предложил он. – Ты ведь знаешь ее в лицо? Что бы там ни случилось, ее нужно найти. А потом уже будем обсуждать ее дальнейшую судьбу.

Граф Гербальд кивнул и первым повернул к выходу. За ними потянулся Харальд и виконт Хильдемар со своими людьми, хотя его никто не приглашал. Мельком оглядываясь и видя их напряженные, полные тревоги и решимости лица, Рери постепенно проникался сознанием, что все с этим городом еще сложнее, чем он раньше думал. Лучше бы графиня Гизела все объяснила ему толком! Но, похоже, она просто не решалась признаться юным варварам, что в сен-кантенском монастыре живет ее дочь – молодая девушка из рода Карла Великого, племянница короля! Имея ее в руках, норманны могли бы ставить условия самому королю. Даже вернее, чем взяв в плен его сестру, то есть саму Гизелу. Ведь Гизела уже не молода, а ее дочь находится в самом расцвете женской прелести. У нее еще могут быть дети… потому-то ее и ждали стены монастыря. Графиня-принцесса и молодые норманнские конунги совсем по-разному понимали одно и то же, поэтому осторожность Гизелы, в ее глазах вполне оправданная, Рери казалась просто глупостью.

Харальд, тоже сообразив по дороге если не все это, то многое, оживился, заинтересовался и сыпал вопросами. Гербальд отвечал сухо и неохотно, но все же за время дороги по узким улочкам, где еще лежали тела, рыдали женщины и темнели лужи крови, удалось разузнать, что графине Санлисской семнадцать лет, что она вышла замуж четыре года назад, но весной прошлого года овдовела и по распоряжению короля была отвезена в монастырь Святой Троицы, под опеку своего брата Адаларда, графа Вермандуа. Также выяснилось, что еще пять лет назад виконт Хильдемар сватался к ней, но получил отказ. Тогда ее вовсе не предполагали выдавать замуж, намереваясь сразу по достижении двенадцати лет отдать в монастырь, подобно многим ее родственницам. Но король Карл, отчаянно нуждаясь в союзниках среди собственной знати, был вынужден сначала придержать племянницу, а потом и отдать ее в жены Вилиахару, графу Санлисскому. И тот, честно исполняя свой долг, погиб на берегах Сены, во время нападения королевского войска на лагерь Годфреда конунга. Теперь же Хильдемар вновь желает получить ее руку. Добившись своего, он тем самым почти наверняка завладеет графством Вермандуа, которым несколько десятилетий назад владел его отец. Особенно если нынешнего графа, Адаларда, не окажется в живых.