Серебряные ноготки - Джек Йовил

- Следовательно, вы признаете, что к этому убийству причастен вампир.

Розана всплеснула руками.

- Вы можете идти, - объявил Бланд. - Ваша задача выполнена.

Лизель взяла провидицу под локоть и отвела ее в сторону.

- Представьте ваш счет Храму Морра завтра в час дня,- заявила секретарь-глашатай.- И вы получите всю оговоренную сумму, за вычетом имперского налога.

Между тем Прайс надежно прибил Ибрахима Флюштвейга к земле и кивнул своему товарищу. Браун взял серебряный топор и приступил к отделению головы от мертвого туловища. Сначала служитель Морра нанес несколько ударов, а затем перепилил то, что осталось.

- Вы знаете, как испортить хорошую вечернюю попойку,- пробурчал Мюнх.- Но должен признать, жрецы Морра умеют развлекаться. Ибби был убит более качественно, чем любой другой покойник, которого я видел в этом месяце.

- Мы еще не закончили, - сообщила Лизель. - Отец-настоятель должен совершить заключительный ритуал.

Бланд натянул толстую кожаную рукавицу. Он поднял голову, на лице которой застыло испуганное выражение, а затем набил ей рот чесноком, хранившимся у него в мешочке на поясе.

- Нечистый бессмертный дух, я изгоняю тебя.

Лизель поспешно делала набросок, дабы увековечить миг триумфа.

- Не могли бы вы поднять голову выше, отец-настоятель? Постарайтесь, чтобы она попала в свет уличных фонарей. Брат Прайс, вы не могли бы подвинуться? Так, отлично.

Завтра рисунок Лизель скопируют и развесят по всему городу. Гравюрный оттиск разошлют во все газеты, и в этот раз им придется напечатать иллюстрации. До сих пор кампания состояла только из речей и улаживания скучных юридических формальностей. Но теперь они представят людям новости, а новости - это то, чего необразованная чернь жаждет больше всего на свете.

Скоро вся Империя узнает, что Антиохус Бланд лично предотвратил воскрешение из могилы Ибрахима Флюштвейга, который в противном случае превратился бы в живого мертвеца, нападающего на невинных граждан. Отца-настоятеля не заботила слава, однако он знал, что священной войне нужны лидер и герои. Людям требовался пример для подражания.

Когда Лизель закончила рисовать, жрец бросил голову и поручил оставшиеся заботы о теле - погрузку на телегу и последующее уничтожение в негасимых печах храма - Прайсу и Брауну.

- Еще один кровопийца вылетит с дымом в трубу, отец-настоятель, - подвела итоги Лизель.

Бланд гордился собой, гордился своим храмом и своими благородными целями.

Когда Женевьева помылась и переоделась, Детлефу показалось, что она стала еще моложе. Ева Савиньен была высокой. В костюмах Женевьевы, сшитых на актрису, прототип выглядел, как сиротка Эльзи во взрослом бальном платье. Поворчав насчет пояса, вампирша подтянула юбку, чтобы ее нижняя кромка не закрывала лодыжки.

- Так-то лучше, - сказала она. - Теперь я не буду в ней путаться.

Детлеф осознал, что почесывает места укусов.

То, что Женевьева вернулась, было невероятно. Это могло изменить все или ничего не означать. Одно было несомненно: он страдал. Наверное, с точки зрения вампира, десятилетняя отлучка считалась пустяком, как если бы он вышел купить пакетик измельченного табака в лавке на Люйтпольдштрассе и заскочил в кафе по дороге домой. Возможно, Женевьева останется здесь надолго, уступит его настояниям и выйдет за него замуж, а может, она исчезнет, когда часы на центральной площади пробьют полночь, и покинет его навсегда.

Это было несправедливо. Ведь она давно вспоминала о нем.

И она была здесь.

Женевьева перемещалась по комнате с обычной для вампиров скоростью. В промежутках между статическими позами она, казалось, исчезала и снова появлялась в другом месте. Его возлюбленная всегда так делала, когда была взволнована. Или только что поела. Она продолжала расспрашивать об их общих друзьях и знакомых.

- А как поживает юный принц Люйтпольд?

- Будет занят другими делами в вечер премьеры, насколько мне известно. К Тио Бланду прислушиваются во дворце.

- Им же хуже. Я была лучшего мнения о мальчике.

- Он уже не мальчик. Он выглядит как молодой правитель.

- Надеюсь, ему дадут развлечься, прежде чем женят на Клотильде Аверхеймской.

- Скорее он увлекся Евой.

Женевьева мелодично рассмеялась. Детлеф вспомнил, что она не питала теплых чувств к Еве Савиньен. Это было объяснимо: нечто оставшееся после Великого Чародея захватило власть над Евой, и девушка попыталась убить их обоих.

- Ева играет меня, я так понимаю.

- Она хорошая актриса. Савиньен прошла через всю сумятицу, связанную с Анимусом и Демоном Потайных Ходов. Ева лучше всех изображает тебя после… э… после тебя самой.

- Я оставила сцену. У меня было слишком узкое амплуа. Я играла только себя.

- Такова судьба половины великих актрис.

Женевьева опустилась в кресло, где совсем недавно сидел отец-настоятель Бланд.

Реальность вернулась. Восторг от встречи с любимой заставил Детлефа забыться на время. Теперь он вспомнил об опасности.

- Жени, сейчас в городе не безопасна для… э… таких, как ты.

- Бретонских девушек? Это не новость. Наше правительство постоянно предупреждает об опасностях, которые поджидают юных мадемуазель, только что сошедших на берег с борта корабля.

- Вампиров, Жени. Семнадцатый параграф…

- Чья это дурацкая идея? Я скажу тебе: если бы я подписала петицию в защиту этого закона, я бы сгорела со стыда и пала ниц в раскаянии.

Она лукаво взглянула на актера из-за завесы влажных волос, ниспадавших ей на лицо.

- Ты меня дразнишь.

- Ты хмуришься. Ветер переменится, а твое лицо таким и останется.

- Только не мое лицо. Я мастер перевоплощения. Это ты никогда не меняешься.

Женевьева скорчила гримасу, изображая рассерженного вампира. Ее брови встопорщились, клыки заострились.

- Гляди, я чудовище. Меня нужно обратить в пепел или закопать в землю, - сказала она и показала язык.

- Тебе следовало остаться в лесу или вернуться в свое убежище на краю света. Все это скоро закончится, и ты снова будешь в безопасности.

Внезапно Женевьева стала серьезной:

- Детлеф, мне надоело прятаться и трястись за свою жизнь. Что, если бы Глинка снова начал свой Крестовый поход и все театральные представления были запрещены? Ты согласился бы укрыться в монастыре и, ждать, когда все это закончится? Думаю, ты бы устраивал спектакли в задней комнате трактира или на лесной опушке, в любом месте, где могли бы собраться зрители. Если бы тебя приговорили к отсечению головы за актерское искусство, ты бы начал читать монолог прямо на эшафоте и не заткнулся бы еще минут пятнадцать после того, как опустится топор палача. Я не могу притворяться, что я - не я.