Скиталец - Бернард Корнуэлл

— Лучником, ты говорил?

— Лучником, — подтвердил де Тайллебур.

— Думаю, на его счет ты сильно заблуждаешься. Де Кутанс в письме сообщает, что ему чинит препоны некий лучник. Какой-то лучник, стреляющий длинными стрелами, которые в ходу у англичан.

Доминиканец промолчал.

— Один-единственный лучник, — не унимался кардинал, — который, по всей вероятности, уничтожил у Кутанса весь запас черного пороха. Весь порох, какой вообще был в Нормандии. В случае надобности его придется теперь везти из Парижа.

Бессьер снял венец с головы, положил его на подушечку. И медленно, благоговейно прижал указательный палец к одному из шипов. Клирики часовни подались вперед: они боялись, как бы кардинал не попытался похитить одну из колючек, но он лишь пустил себе кровь. Когда острый шип проколол кожу, Бессьер поморщился, поднес палец ко рту и пососал. На пальце красовался массивный золотой перстень, в котором под большим рубином был укрыт шип, украденный им восемь месяцев назад. Время от времени, уединившись в опочивальне, Бессьер царапал лоб этой колючкой и воображал себя наместником Господа на земле. А ключом к осуществлению его заветного желания был Ги Вексий.

— Что тебе следует сделать, — сказал он де Тайллебуру, когда вкус крови исчез, — так это снова показать Ги Вексию подвал, чтобы напомнить ему, какой ад ожидает этого человека, если он нас подведет. А потом отправляйтесь вместе с ним в Эвек.

— Вы хотите послать Вексия в Эвек? — Де Тайллебур не сумел скрыть своего удивления.

— Он безжалостен и жесток, — сказал кардинал, уже встав и надевая шапку, — и ты говорил мне, что это наш человек. Поэтому мы не пожалеем денег, мы дадим ему черный порох и достаточно людей, чтобы сокрушить Эвек и доставить изменника Гийома в наше подземелье.

Бессьер проводил взглядом терновый венец, который возвращали в дарохранительницу, и подумал, что скоро сможет поместить в эту часовню, в это вместилище славы и величия, еще более благословенную святыню. В его распоряжении будет сокровище, которое возведет его на престол Святого Петра и повергнет к его стопам весь христианский мир со всеми его богатствами.

Он получит Грааль.

* * *

Томас и Робби оба порядком провоняли: их одежда стала заскорузлой от грязи, в кольчугах застряли прутики и прошлогодние листья, а давно не стриженные, спутанные, сальные волосы походили на вороньи гнезда. По ночам друзья дрожали от пробиравшего до костей холода, но зато дни они проводили просто замечательно, играя в темных долинах и густых зарослях близ Эвека в опасную игру со смертью. Робби, закутавшись в черный плащ, с черепом на палке скакал на бледном коне, заманивая людей Кутанса под выстрелы Томаса. В живых оставались лишь немногие, ибо густые леса не только позволяли, но даже вынуждали его стрелять с близкого расстояния. Эта игра живо напоминала Хуктону песни, которые любили петь лучники и которые пересказывали у костров женщины. Трубадуры никогда не исполняли таких песен, ибо в них рассказывалось об изгое и разбойнике по имени Робин. То ли Робин Гуд, то ли Гьюд, то ли еще как-то, точно Томас не знал. Однако ему было известно, что этот Робин был англичанином, настоящим героем, лет двести назад наводившим своими стрелами страх на тогдашних английских лордов, которые в ту пору сплошь были французами. Отважный парень использовал против них английское оружие, боевой лук, и нынешняя знать, надо думать, считала эти истории вредными, поэтому трубадуры никогда не исполняли их в манорах и замках. Томас порой думал, что неплохо бы записать их самому, только вот он никогда не писал по-английски. Все книги, которые когда-либо попадали в руки молодого Хуктона, были на латыни или французском. Но почему бы не поместить под обложку и баллады о Робин Гуде? Иногда холодными ночами, когда они ежились в каком-нибудь с трудом найденном временном прибежище, он рассказывал истории Робби, но шотландцу они казались скучными.

— Я предпочитаю истории о короле Артуре, — сказал он как-то.

— У вас в Шотландии их рассказывают? — изумился Томас.

— Ну конечно рассказывают, — ответил Робби. — Как же иначе? Артур, он ведь был шотландцем.

— Да будет тебе чушь пороть! — возмутился Хуктон.

— Он был шотландцем, — настаивал его друг, — и он убивал чертовых англичан.

— Король Артур был англичанином, — сказал Томас, — и, скорее всего, в жизни не слышал ни о каких чертовых шотландцах.

— Иди ты в ад, — огрызнулся Дуглас.

— Я тебя первым туда спроважу.

Томас сплюнул и подумал, что если он когда-нибудь запишет истории про Робин Гуда, то обязательно отправит легендарного лучника на север, поддеть несколько шотландцев на честные английские стрелы.

На следующее утро им обоим было стыдно за свою несдержанность.

Это потому, что я голодный, — сказал Робби. — Я всегда становлюсь вспыльчивым, если проголодаюсь.

— Да ты вечно голодный, — возразил Томас.

Шотландец расхохотался, потом закинул седло на белую лошадь. Животное поежилось. Оба коня питались скудно и сильно ослабли, так что Томас с Робби старались не выезжать на открытую местность, где сытые, крепкие кони графа могли настигнуть их уставших скакунов. Хорошо еще, что холода пошли на убыль, но потом с запада, с моря, пригнало тучи, зачастили дожди, а пытаться стрелять в такую погоду — это лишь попусту гробить лук. Граф Кутанс наверняка начал надеяться на то, что святая вода его капеллана прогнала бледного коня из Эвека и тем самым спасла ему людей. Другое дело, что благословение, коль скоро оно имело место, коснулось и его врагов. Мало того, что обстрел прекратился из-за отсутствия пороха, так еще и луга вокруг манора подтопило так, что траншеи превратились в дождевые канавы, где осаждающие бродили по колено в слякотной воде. У лошадей начали гнить копыта, а люди не вылезали из хижин, дрожа от лихорадки.

Каждое утро на рассвете Томас и Робби сперва ехали в леса, к югу от Эвека: там, на той стороне манора, у графа не было никаких осадных сооружений, а только маленький караульный пост. Они останавливались на опушке и махали руками. На третье утро со стены помахали в ответ, но после этого, до тех пор пока не хлынули ливни, гарнизон никаких знаков не подавал. На следующее утро после того, как у них вышел спор о короле Артуре, Томас и Робби в очередной раз помахали защитникам манора, и на крыше появился человек. Он поднял арбалет и выстрелил высоко в воздух. Стрела не была нацелена на пост осаждающих, и те, если и проследили ее полет, ничуть этим не заинтересовались и не обеспокоились. А вот Томас приметил, что стрела упала на лугу, плюхнулась в лужу и скользнула в мокрую траву.

В тот день они не выезжали, терпеливо дожидаясь темноты, а едва пали сумерки, прокрались на луг и на четвереньках принялись шарить в густой мокрой траве среди старых коровьих лепешек. Времени на это ушла уйма, но наконец Робби нашел стрелу и обнаружил там вощеный пакет, обернутый вокруг короткого древка.

— Видишь? — сказал шотландец, когда они вернулись в свое укрытие и, дрожа, ежились рядом со слабым костром. — Это очень даже возможно.