Совы охотятся ночью - Энтони Горовиц

Возможно, это и впрямь именно то, что ему требуется, — нечто, чем будут гордиться его дети. Здорово будет хоть раз увидеть свое имя в заголовках газет. А то ведь журналисты, можно сказать, упорно игнорировали Эдварда Крола, уделяя больше внимания личностям арестованных им преступников.

Инспектор наклонился вперед, поднял трубку и набрал номер. Ему нужно было найти в гараже кого-нибудь, кто отвезет его в Тоули, но прежде следовало позвонить жене и сказать, чтобы она сунула еду обратно в печь. Ужинать некогда. Ему придется заночевать в Тоули, а потому требуется собрать вещи.

Аттикус Пюнд поправил галстук и заодно воспользовался возможностью посмотреть на свое отражение в зеркале в ванной. Не будучи по натуре человеком тщеславным, он вынужден был признать, что доволен увиденным. В общем и целом, сыщик находился в поразительно хорошей форме. Он был стройным, но не тощим и не выглядел на свой возраст, что было особенно удивительно, учитывая, сколько испытаний выпало на его долю. Пюнд пережил войну и кое-что похуже, но, хотя бывали времена, когда он опасался не увидеть снова свет солнца, ему удалось пройти через все беды невредимым и с гораздо меньшими потерями, чем можно было надеяться.

Пюнд не удержался от улыбки, и отражение послушно улыбнулось в ответ. Возможно, на руку играло то обстоятельство, что волос он лишился еще молодым. Не было красноречивых седых прядей, способных выдать, что ему уже шестьдесят два. Своей средиземноморской внешностью Аттикус был обязан текущей в его жилах греческой крови, хотя он родился и большую часть жизни провел в Германии. Ну до чего же все это странно. С самого момента рождения он был иностранцем, а вот теперь оказался здесь, в Лондоне, и по-прежнему чужак. Вот только это его вполне устраивало. Он ведь сыщик, частный детектив. Он зарабатывает себе на хлеб, общаясь с людьми, которых не встречал прежде и никогда больше не встретит, причем, так сказать, неизменно воздействует на них извне. Получалось, что это у него одновременно и профессия, и образ жизни.

Не новые ли это морщинки в углах глаз? Пюнд снял очки в проволочной оправе и отложил их в сторону. Он не очень хорошо спал ночью и начинал склоняться к мысли, что ошибся с выбором кровати и матраса «Эйрфоум». «Вы погрузитесь в сон на пенном облаке из крошечных воздушных пузырьков», — обещал рекламный буклет, но не стоило ему доверять. С тех пор как умерла жена, Пюнд спал один и именно по ночам сильнее всего скучал по ней — вокруг было слишком много пустого пространства. Ему требовалось что-то поменьше и попроще, вроде койки, какая стояла в школьной спальне. Да, точно. Идея ему понравилась. Нужно будет завтра обсудить это с мисс Кейн.

Аттикус посмотрел на часы. Десять минут седьмого. Времени полно, он вполне успеет дойти до Грешем-стрит — его ждут к семи. Против обычая, сегодня Пюнд согласился выступить на публике. Писать о своей работе — одно дело, а говорить, рискуя сболтнуть лишнее, совсем другое. В этом-то и заключалась проблема. Опыт подсказывал ему, что, когда речь заходит о работе частного детектива, никого не интересует абстрактная теория, которая являлась темой его не законченной пока книги «Ландшафт криминалистического расследования». Обывателям нужны сенсационные детали: кровавые отпечатки пальцев, дымящиеся стволы, хитроумные преступники. Пюнд никогда не рассматривал убийство ни как игру, ни даже как загадку, требующую решения. Его деятельность представляла собой исследование человеческой натуры, самых темных и отчаянных ее сторон. Нельзя раскрыть преступление, если не понимаешь его природы.

Но сегодня Аттикус решил сделать исключение и все-таки произнести речь. Передумать его побудили два обстоятельства. Прежде всего, его слушателями будут люди серьезные. Весьма солидная организация — Столичная гильдия золотых дел мастеров — пригласила его в качестве лектора на свой ежегодный обед. Пюнду ясно дали понять, что тему он может выбрать сам, но она, понятное дело, должна иметь отношение к его профессии. А во-вторых, за потраченные тридцать минут его вознаградят превосходным обедом с первоклассным вином и щедрым пожертвованием в Фонд поддержки сирот полиции: то был излюбленный объект благотворительности со стороны Пюнда.

Он плеснул немного одеколона на щеки, потом выключил свет и прошел в спальню, где его ждал висящий на спинке кресла смокинг. Мисс Кейн приготовила для шефа машинописную распечатку речи. Бумаги лежали на кровати, двенадцать белоснежных листов, соединенных канцелярской скрепкой. На верхнем заглавными буквами напечатано было заглавие: «ПРЕСТУПЛЕНИЕ И НАКАЗАНИЕ». Пюнд скользнул в смокинг, аккуратно сложил листы, сунул их в карман и перешел в соседнюю комнату.

Он совсем недавно переехал в квартиру на восьмом этаже «Таннер-Корта», элегантного жилого комплекса в Фаррингдоне, и еще не вполне привык к ней. Мебель была антикварной, немецкого производства. Большую часть ее он перевез в Англию после войны. Но все прочее казалось Аттикусу чужеземным. Комнаты с высоченными потолками выглядели намного просторнее, чем им положено быть. Ковры и шторы были новыми, и Пюнд вспомнил, что, выбирая их, поразился мысли о том, какие они дорогие и с какой легкостью способен он теперь позволить себе такую покупку. Кухня так блистала чистотой, что ему совестно было пользоваться ею — хотя сам он никогда не готовил. В обед Пюнд перекусывал салатом, а ужинал где-нибудь в ресторане.

Он посмотрел на принадлежавшие некогда его отцу часы с маятником, висевшие в углу. Сделанные знаменитым мастером Эрхардом Юнгхансом еще в XIX веке (а стало быть, почти сто лет назад), они никогда не врали даже на минуту. Выходить еще рано. Пюнд налил себе рюмочку шерри и взял черную сигарету «Собрание» из эбонитовой шкатулки, подаренной ему благодарным клиентом. По правде говоря, все эти апартаменты стали ему доступны только благодаря последнему делу. Сыщик закурил и сел, стараясь чувствовать себя спокойным в этой роскошной обстановке и припоминая странную историю с бриллиантом «Людендорф», ставшую во многих отношениях венцом его карьеры на сегодняшний день.

На первый взгляд эта кража казалась в принципе невозможной. Она была магическим фокусом, озадачившим полицию, английскую общественность и, что важнее всего, обескураженного владельца, лишившегося не только бриллианта, но и нескольких других драгоценностей, не считая наличных денег и ценных бумаг на общую сумму почти в сто тысяч фунтов.

Потерпевшего звали Чарльз Парджетер: американский мультимиллионер, сделавший состояние в нефтяной отрасли и имевший особняки в Нью-Йорке и Лондоне. Его жена Элейн была известной хозяйкой светского салона, покровительницей искусств, членом ряда благотворительных обществ и настоящей красавицей. Кража произошла в прошлом году, как раз накануне Рождества.

Парджетеры вернулись с вечеринки и обнаружили, что на их дом в Найтсбридже был совершен налет. Работали явно профессионалы. Сигнализация была отключена, стекло в окне первого этажа разбито. Нельзя сказать, чтобы за домом никто не присматривал. Правда, была суббота, и двое слуг, повар и горничная, получили выходной. На месте оставался дворецкий, но ему было почти семьдесят, и он благополучно проспал все события. В тот вечер вместе с Парджетерами был также некий Джон Беркли, партнер по бизнесу и друг семьи, который и заметил разбитое окно еще до того, как они вошли в особняк.