Право на возвращение - Леон де Винтер

Балин скептически посмотрел на него, потом во взгляде его мелькнула досада, словно он пожалел, что доверился Браму.

И он сказал:

— Аделман, Броди, Френкель, Колберг. Результаты сообщишь.

Он хлопнул на прощанье ладонью по барьеру и медленно направился к выходу, а эскорт устремился следом, привычно ощупывая взглядами пустые стены и потолок бывшего банка, словно за ними притаились снайперы.

14

Икки входил в «Банк» с двумя кружками кофе, когда Браму позвонила Эва.

— Привет, — сказал он.

— Привет, — отозвалась она.

Икки поставил кофе перед Брамом и уселся за свой компьютер.

— Я сегодня свободна, и я слышала прогноз, — сказала Эва, — сегодня должно быть очень тепло. Ты занят?

— Я сейчас в «Банке». Мы должны кое-что обсудить.

Он отвернулся от Икки, встал и пошел, прижимая телефон к уху, вдоль касс к одному из пыльных окон, сквозь которое просвечивал бесцветный, расплывчатый силуэт перекрестка.

— Я очень странно себя чувствую, — сказала она. — Как-то пусто внутри. Напряжение, в котором я жила все эти годы, исчезло. Осталась пустота, и мне от этого больно. Странно, да? И еще, я хотела поблагодарить тебя.

— За что?

— Теперь я могу по-настоящему освободиться, я ведь и раньше знала, что ничего не выйдет, но — против всякой логики, где-то в глубине, остается дурацкая надежда.

— Ты обманывала меня, — сказал он.

— Мне очень жаль, мне хотелось бы, чтобы все было по-другому.

В чем он ее, собственно, винит? Она подарила ему многие часы нормальных человеческих чувств. Тепло своего тела. Притворяясь, что продает свою любовь, она возвратила ему то, что он утратил, — возможность жить и любить женщину.

— Брам, слушай, что мне пришло в голову. Странная фантазия, но… Пошли на пляж? Я думаю, теперь я смогу. Пошли? Нет, я должна сказать это по-другому. Брам, если ты пойдешь, я пойду с тобой. Я думаю, что сегодня я смогу пойти. С того самого дня я ни разу не была на пляже. Помоги мне, Брам. Пожалуйста, если ты не очень занят, пойдем вместе, а? Мне кажется, это было бы хорошо. Пожалуйста, Брам, не говори, что это странно.

— Нет, — сказал Брам, — я не считаю это странным.

— Тогда увидимся? В три перед отелем, ладно?

— Ладно, — согласился он.

— Я захвачу чего-нибудь поесть. Устроим пикник.

— Почему бы нет?

— Знаешь что? Захвати с собой Икки Пейсмана. И твоего отца. Я хочу с ним познакомиться.

— Я попробую, — сказал он. — Пока.

Он отключился и подумал: у нее что, биполярное расстройство? Раньше это называлось маниакально-депрессивный синдром. Ему показалось, что она чересчур возбуждена. Он связался с маниакально-депрессивной дамой, которая, едва узнав о смерти дочери, собралась на пляж. Впрочем, разные люди скорбят по-разному. Не ему, после всех своих психозов, осуждать других.

Он вернулся к Икки.

— Шеф Шабака забегал, чтобы тебя поприветствовать? — спросил тот.

— Да.

— Я и не знал, что вы знакомы.

— Это было давно. «Мирная инициатива».

— Ты тоже в этом участвовал? Славно вы потрудились. Никогда еще мир не был таким прочным, как теперь.

— Благодарю за комплимент.

— Как он поживает? Кажется, в стране нет никого влиятельнее, чем он?

— Что бы ты ни говорил, он никогда не искал легких путей. Сперва, за столом переговоров о мире, он всегда подталкивал процесс, всегда искал компромиссов. Он ведь одно время преподавал в Шанхае, но вернулся назад.

— Он, значит, приходил поздороваться? — сделал Икки вторую попытку.

— Он ни к кому не приходит, чтобы поздороваться. Он приходит по делу. Он невероятно функционален, наш Ицхак Балин. Так что ты угадал. Он просил нашей помощи.

— No shit…[71]— Икки изумленно уставился на Брама. — Что за херня, Брам, да ему ничего не стоит прошибить любую wall.[72]

— В конце концов, это один из путей.

— Чудненько, мы будем помогать Шабаку. И каким образом?

— Аделман, Броди, Френкель, Колберг.

— Кто такие?

— Шабак ищет одного из них.

— Их, может быть, тысячи. Почему бы ему было не попросить нас найти человека по имени Джон Смит? Что у него еще есть, кроме имен?

— Ничего. Родился — между двухтысячным и две тысячи четвертым годами. И имена.

— Херовая работенка. Я начну с банка данных Американского центра пропавших детей. Речь идет о сбежавшем из дому ребенке, так?

— Да.

— Аделман, Броди, Френкель, Колберг, — сказал Икки задумчиво. — И что мы такое можем, чего не могут люди Балина?

— Это трудно — влезать в банки данных, если у тебя нет на это разрешения?

— Для крутого хакера вроде меня? Вопрос времени и везения.

— Может быть, Балин знает, что у тебя это хорошо выходит.

— Херню несет твой Балин. Если не повезет, это может занять несколько дней, но имея хороший комп и софт…

— Может быть, ты им понравился.

— Так и запишем: я им понравился, — ехидно произнес Икки. — Аделман, Броди, Френкель, Колберг?

— Да.

Икки настучал имена в окошке поиска Национального центра. Где-то в Америке лазерный луч деловито побежал по хард-диску.

— Бинго — Колберг, — сказал Икки. Брам придвинулся поближе.

— Юдит Колберг. Ушла из дому. Заявитель: Йозеф Колберг. Двадцать третье сентября две тысячи семнадцатого года. Вернулась через два дня. Болталась где-то с бойфрендом.

— И это все?

— Больше ничего. По крайней мере, в Америке. Что, Шабаку было не под силу это проделать, и они обратились ко мне? Если да, так у нас в стране большие проблемы.

— Ты хочешь сказать, у нас в стране нет проблем?

— Конечно, есть, — кивнул Икки.

— Мы идем на пляж, — сказал Брам.

— На пляж?

15

Отец почти ничего не весил. Он все еще был очень высоким, хотя сильно горбился, но Брам приспособился поднимать его так же, как иногда поднимал пациентов. Поворачивался к отцу спиной, опускался на колени, закидывал его руки себе на плечи и поднимался, наклоняясь вперед, пока не чувствовал, что ноги отца оторвались от земли и отец, как ребенок, повис у него на спине. Таким образом он мог снести его с пятого этажа. Икки нес легкое складное кресло на колесах и сумку с памперсами, салфетками и сменой одежды.