Отважное сердце - Робин Янг

Добежав до караульного помещения, Саймон остановился, дико озираясь по сторонам. Он должен предупредить гарнизон замка, но как? Он мог крикнуть, но вряд ли кто-нибудь услышит его. Его взгляд упал на огонь в очаге. Стражник подошел ближе, тупо глядя на яркие языки пламени, а потом вдруг заметил палку Ульфа, прислоненную к стене. Дрожащими руками расстегнув пояс, он скинул свой дублет, утепленный соломой, а потом стянул через голову нижнюю рубаху. Схватив палку Ульфа, он обмотал ее рубахой, а потом разорвал дублет. Присев на корточки у костра и чувствуя, как волна жара лизнула его голую грудь, он принялся запихивать солому и сучья в складки рубахи. Когда он сунул конец палки в огонь, тот моментально занялся ярким, желтым пламенем. Саймон выпрямился и побежал на смотровую площадку, ругаясь сквозь зубы, когда встречный ветер раздул огонь, швыряя ему в лицо горячие искры. Добравшись до самого верха, он присел и, стараясь не высовываться из-за парапета, принялся размахивать импровизированным факелом, который разгорелся ярким пламенем, осыпая голые плечи и грудь стражника искрами и пеплом.

26

Во внутреннем дворе Тауэра, на пятачке земли у фруктовых садов, собралась группа молодых людей с лошадьми. Они кутались в зимние накидки, высокие сапоги были заляпаны грязью, а лица покраснели от холода. У некоторых на перчатках сидели ловчие птицы, среди которых были пятнистые балабаны из Святой Земли, а оруженосцы держали на привязи дымчатых средиземноморских соколов. Среди мужчин бродили девушки с запачканными грязью подолами платьев. Ветер трепал полы их мантий и разносил по двору ярко-красные и оранжевые сухие листья, которые слуги безуспешно пытались сгрести в кучу в саду. Над Лондоном нависло низкое свинцовое небо, грозя пролиться скорым дождем.

Из глубины сентябрьских небес пришла осень. Сильный ветер принес с собой дожди, в которых утонули графства Англии. Темза вышла из берегов, затопив несколько скотобоен и наводнив улицы кровавой требухой. Рабочие в Тауэре спешно заделывали течь в спальне короля, и дождевая вода погубила один из ковров, принадлежащих Элеоноре. Но испорченный ковер сейчас занимал Эдуарда меньше всего, потому как шторма обрушились на южное побережье в то самое время, как первая половина его флота отплыла в Гасконь. Предательский ветер загнал добрую половину кораблей обратно в гавань Портсмута, а остальных вынудил искать укрытия в Плимуте. Впрочем, дурная погода была не единственной причиной, помешавшей Эдуарду немедленно выступить против своего вероломного французского кузена. После весенней сессии парламента король обратился к церкви с просьбой о выделении средств на ведение военной кампании, но обнаружил, что ради такого дела клирики не горят желанием открывать ему свои денежные сундуки. Когда же Эдуард пригрозил объявить их вне закона, настоятель Собора Святого Павла отступил перед лицом его яростных требований, но можно было не сомневаться в том, что вынужденная задержка позволила Филиппу укрепить свои позиции в Гаскони.

Роберт, поправляющий стремя, оглянулся, заслышав взрыв звонкого смеха. Позади него стояли две девицы, наблюдая за тем, как слуга гоняется с метлой за разлетающимися листьями. Одна из них, совсем еще ребенок, надела серо-голубое платье, а поверх накинула мантию, подбитую мехом горностая, изящно обвивавшим ее точеную шейку. Элизабет, младшая дочь короля, унаследовала от отца длинные ноги, а от матери — темные волосы, пряди которых выбились из-под капюшона, закрывая ей лицо. Пока Роберт смотрел на нее, она нетерпеливо заправила непослушный локон за ухо и наклонилась к девушке постарше, Елене, молочно-белая кожа которой с яркими пятнами румянца на щеках составляла соблазнительный контраст с блестящими волосами цвета червонного золота. На ее руке в перчатке сидел дербник, мелкий сокол, похожий на кречета, перья которого встопорщил налетевший ветер. Девушка с огненно-рыжими волосами, дочь графа Уорика, была сосватана в жены высокопоставленному рыцарю из ближайшего окружения короля, но Роберт вот уже некоторое время не мог отвести от нее глаз при встрече, несмотря на предостережения Хэмфри. Уголком глаза он заметил, что на него смотрит другой молодой человек. Стройный и мускулистый рыжеволосый рыцарь с мрачным выражением лица, Ги де Бошам, наследник Уорика, приходился Елене братом. Роберт отвернулся к своему коню и принялся укорачивать стремя.

— Вы готовы, сэр Роберт? — окликнул его Хэмфри, направляясь к нему. Высокий рыцарь держал в руке бурдюк с вином. Взмахом руки он обвел грязную площадку, на которой торчали два столба. Между ними была натянута веревка, и с нее свисало тонкое железное кольцо, невидимое с такого расстояния. — Помните, у вас всего две попытки.

Роберт вернул приятелю самоуверенную улыбку.

— Мне потребуется на одну меньше, чем вам, сэр Хэмфри.

Хэмфри, дважды промахнувшийся копьем по кольцу, встретил насмешку прищуренным взглядом, а остальные рыцари расхохотались.

Эдвард, стоя в окружении других оруженосцев, хлопнул Роберта по спине, когда тот вдел ногу в стремя.

— Покажи этим южанам, из чего сделаны настоящие скотты, братишка, — пробормотал он.

Роберт поднялся в седло и подобрал поводья, а Нес подошел к ним, подтягивая подпругу. Конь, замечательный чалый жеребец по имени Хантер, был одним из самых быстроногих и послушных животных, которые когда-либо были у Роберта, и ездить на нем верхом было одно удовольствие. Но скакун обошелся ему в кругленькую сумму, поскольку лошади кровей Хантера стоили совсем недешево, и те шестьдесят марок, которые он отдал лошаднику, были для него весьма и весьма значительной суммой. Но Роберт убедил себя в том, что ему позарез нужна подходящая лошадь для войны во Франции и что коротконогие мощные жеребцы и иноходцы, которых они привезли с собой из конюшен деда, выглядят беспородными кобылами рядом с сильными и крупными французскими и испанскими скакунами английских рыцарей. Затем Роберту пришлось еще глубже запустить руку в свой кошелек, чтобы приобрести новую одежду для себя и брата, более соответствующую лондонской моде. Вскоре после весенней сессии парламента он удостоился первой аудиенции у короля, который благосклонно отнесся к его просьбе принять его под свои знамена, чтобы послужить монарху на войне, как это сделали дед и отец до него. После столь знаменательного события Роберт обнаружил, что его стали регулярно приглашать на всевозможные советы и празднества с участием короля. Вращаясь в высших сферах королевского двора, он счел нелишним сблизиться и с остальными баронами.

Нес передал Роберту копье, которое он принял затянутой в перчатку рукой. Мягкая кожа до сих пор оставалась гладкой от малого употребления, и ему пришлось крепче стиснуть древко, чтобы оно не выскользнуло из захвата.

— Подождите, сэр Роберт! — донесся из толпы девичий голос.

Роберт обернулся и увидел принцессу Элизабет, которую он ласково называл Бесс, размахивавшую белым платочком. Судя по виду материи, скорее всего, она была оторвана от вуали. Он смотрел, как принцесса с едва заметной улыбкой скомкала ткань и сунула ее в руку Елене. Щеки девушки окрасил жаркий румянец, и она одарила принцессу гневным взглядом, но все-таки вышла из толпы, хотя и с большой неохотой. Роберт ощутил некоторое стеснение в груди, когда она протянула ему платочек и он встретился с нею взглядом. Сокол на ее перчатке раскрыл крылья в ожидании полета, когда Роберт наклонился с седла, чтобы принять дар, а Бесс весело захлопала в ладоши. Пальцы его соприкоснулись с пальцами Елены, когда он брал скомканный шелк, и молодой человек от всей души пожалел о том, что на нем перчатки. Она быстро отошла назад, в толпу, склонив голову, а Роберт повязал трепещущую полоску материи на кончик своего копья, не обращая никакого внимания на яростный взгляд, который, как он прекрасно знал, метнул на него Ги де Бошам. Вновь выпрямившись в седле, Роберт развернулся лицом к далеким шестам и вонзил каблуки в бока Хантера.