Неприкаянный дом - Елена Чижова

Елозить задницей, приминать, залезать с ногами…

Журнал учета лежит на столе. Я вчитываюсь в корявые записи. Задним числом не разобраться. Сам черт не разберет. Для начала надо пересчитать финские шкурки. На это у меня нет времени. Надо распорядиться, чтобы поставили людей.

Встаю, заглядываю в окошко. Исподтишка, как вор.

В цеху обычная суета: работницы разворачивают флок, отмеряют, раскладывают фанерные лекала.

Я стою и смотрю.

Вульгарная бригадирша подходит к швейной машине. Садится, заправляет нить.

Жилистая нога, одетая в сабо, шарит под станиной. Нащупывает педаль.

Я думаю: «Очень длинные ноги. Если судить по ногам, эта женщина стоит на верхней ступени эволюции. Советская власть поработала на славу: почти идеальный экземпляр…»

Начальник цеха выходит из каптерки, движется в мою сторону. Я отступаю, задергиваю занавеску.

«Ну как? Есть нарушения?»

«По документам – как в аптеке, – я закрываю журнал. – Но вы же понимаете… Шкурки придется пересчитывать. Выделите работниц. Думаю, двух-трех достаточно. Когда закончат, доло́жите мне».

«Да-да, конечно, – он открывает дверь, пропускает меня вперед. – Только…»

«Что?» – я переспрашиваю.

«На это требуется время».

«Сколько?»

«Трудно сказать… – он оглядывает кожаные запасы. – Несколько дней».

* * *

Они управились за три дня. Когда позвонили с вахты, я сидела у Елены.

«Да-да, пропустите».

Открыла дверь. Встала на пороге.

Двое. С пустыми лицами. Тот, который помладше, нес спортивную сумку. Остановились перед кабинетом Фридриха. Постучались в дверь.

«Что? – она прочла по моему лицу. – Привезли?»

«Сумку».

Елена кивнула. Нам не хотелось произносить это слово: деньги. Деньги надо отрабатывать. Эти отрабатывают единственным способом.

Она говорит:

«Хорошо».

Еще бы – не хорошо! Если бы деньги исчезли, следующая остановка – наезд. Не тот, игрушечный, который случился на Садовой. Теперь они наехали бы по-настоящему. Потому что игры кончились. Все зашло слишком далеко. Все эти месяцы мы работали как проклятые. Наладили производство. На нынешнем русском это называется: поднялись .

За окном – Парнас. Наша проклятая пустыня. Тени предков ходят за фабричными стенами. Мне хочется крикнуть: за что?! За что вы нас так ненавидите? Разве мы виноваты? Вас всех убили раньше, до нас. Мы просто работаем, бьемся не на жизнь, а на смерть. Хотим, чтобы все получилось. Если у нас получится, начнется другая жизнь.

Тени предков бродят в бетонных развалинах. Им не нужна другая. Их устраивает и эта. От добра добра не ищут. В нашем случае: зла от зла.

День – ночь. День – ночь.

Мы не возвращаемся к этой теме. Ни с Фридрихом, ни с Еленой. С Яной я тоже не обсуждаю: все равно не поймет. Скажет: твой Фридрих – гадина и сволочь. У нее тоже сын. Если расскажу, она ответит: пожалели бы его мать. Тогда я скажу: при чем здесь мать! Он что – мальчик?..

Уезжая с Парнаса, я ни о чем не спрашиваю. Смотрю вперед на дорогу. Потому что мне страшно. Услышать его ответ.

«Устала? Ужинать будешь?»

Она встречает меня в дверях. Не было случая, чтобы легла, не дождавшись. Вывод: мне попалась хорошая жена. Я стараюсь ей соответствовать, быть хорошим мужем. Возвращаясь с работы, хорошие мужья не сидят, уткнувшись в тарелку: делятся последними новостями. Последняя новость: Кузьминский. Вчера он мне позвонил.

«Пришли новые правила оформления».

Яна стоит у плиты, караулит картошку с котлетами.

«Ни хрена себе! – она откликается восхищенно. – Вот это я понимаю: не ты – ему, а он – тебе. И что?»

«Сказал: не телефонный разговор. Мол, надо подъехать».

«Ну? – она выключает газовую горелку. – А ты?»

До таможни я добралась к обеду.

«Войдите, – Кузьминский сидел за столом. – Вот, сделал для вас ксерокс. Пункт 39 и 40».

Я листаю страницы. Цифры, которые он назвал, похожи на температуру. Еще один пункт, и градусник зашкалит. Просматриваю мельком: на мой взгляд, ничего существенного. Мог бросить и по факсу. Но – все-таки попросил приехать…

«Спасибо. Завтра же приведу в соответствие».

В соответствие. Это слово я записываю для памяти. Закрываю блокнот. Делаю вид, будто хочу подняться.

«Звонил вашему шефу. Пару раз… – Похоже, мой обманный маневр сработал. – У меня сложилось впечатление, будто бы он меня избегает…»

«Ну что вы! – в моем голосе недоуменная искренность. – У Евгения Фридриховича куча дурацких дел. Позвонили бы мне…»

Кузьминский морщится едва заметно.

«Мы с женой… – он дергает асимметричным лицом. – Короче говоря, строимся. Взяли участок. Собственно, строительство уже заканчивается. Нужна мебель. Я прикинул, сравнил цены. Ваши самые приемлемые. У других производителей – минимум от 3000. – Он достает наши таможенные документы. С нашими таможенными ценами : 500 долларов за комплект – диван и два кресла. – Пару комплектов я бы потянул ».

«Какой предпочитаете цвет?» – я улыбаюсь, достаю блокнот. Пришла пора отработать мешочек . Я готова.

«Ну… Что-нибудь не очень маркое. Коричневатый. Хотя… Натуральная кожа , – Кузьминский выделяет голосом, – не сильно пачкается. Или бежеватый…» – вынимает бумажник. Отсчитывает 1000 долларов. Протягивает мне. Все – честь по чести. Как на Западе: сделка, соответствующая официальным документам.

Если вынести за скобки сущие мелочи: по таможенным документам дорогая финская кожа проходит как дешевый флок.

«Блин горелый! Вот это я понимаю, – Яна вертит головой. – А ты: интеллигент, интеллигент… Короче, – она подводит промежуточные итоги. – Интеллигент – потому что работает головой. Работник умственного труда. Точно по Ленину: с одной стороны, в шляпе, с другой – полное говно».

«Не преувеличивай, – я защищаю устало. – Был бы полное, запросил бы больше».

«Ничего, – Яна обнадеживает. – Еще запросит…»

«Вряд ли… – моему голосу не хватает уверенности. – У него что – десять дач? И вообще… Фридрих же ему предлагал. За так ».

«Не-е, – она тянет. – За так – это зависимость. А тут… Мало ли что случится. А он: не видел, не бывал, не привлекался».

Яна трет глаза. Под глазами серые тени.

«Может, куда-нибудь съездишь? Развеешься, – я меняю тему. Мне неприятно обсуждать Кузьминского. В сущности, он – мой проигрыш. – Ну, например, в Москву… Возьми детей. Например, на весенних каникулах».

«Поздно, – Яна встает. – Каникулы уже прошли».