Главный финансист Третьего рейха. Признание старого лиса. 1923-1948 - Яльмар Шахт

Особо близкие отношения наладились у меня с голландским представителем, профессором Брюинзом, который был также уполномоченным по печатанию банкнотов. Подружился также с англичанином сэром Чарльзом Эддисом, швейцарским профессором Бахманом, американцем Мак-Гарахом и итальянцем сеньором Фелтринелли. Я установил хорошие рабочие отношения даже с представителем Бельгии, господином Калленсом, и французом, господином Сержаном. Тесно сотрудничал также с Паркером Гилбертом, которого назначили агентом по репарациям во исполнение решений комитета Дауэса и в обязанности которого входил надзор за выплатой репараций.

В целом 1924 год стал наиболее впечатляющим в моей карьере. Он завершился успешным выпуском облигаций так называемого займа Дауэса в западных и нейтральных странах, на выручку от которого в Имперский банк поступило 800 миллионов золотых марок в иностранной валюте. Эта сумма позволила банку работать дальше, обладая солидным резервом золота и иностранной валюты.

Я был вправе гордиться результатами своего труда, и особое удовлетворение вызывало признание их со стороны других стран. Когда все завершилось, я получил письмо от Оуэна Д. Янга из комитета Дауэса. В нем говорилось:

«Дорогой господин Шахт!

Сегодня я нашел среди своих бумаг письмо, которое господин Бейтс (секретарь комитета Дауэса) написал одному из своих влиятельных друзей в Америке. Не могу устоять перед соблазном процитировать фрагмент письма, касающийся вас. Он выражает мои чувства, равно как и чувства господина Бейтса.

«С января этого года Шахт был надежной опорой Берлина в любом смысле этого слова… Чтобы избежать новой волны инфляции, он был настолько непреклонен в прекращении кредита, что в некоторых отраслях германской промышленности произошли банкротства. Несмотря на угрожающие письма, резкую критику и политическую оппозицию, он и глазом не моргнул, проявив необыкновенную решимость».

В последний же день этого года я получил поздравительное письмо от барона Бруно Шредера, главы английской банковской фирмы «Шредер и К0», в котором были такие слова:

«Вы можете гордиться своей деятельностью в старом году, поскольку я уверен, что, если бы не вы, в Лондоне не возникла бы атмосфера, которая явилась столь необходимой для возрождения нашей несчастной Родины».

Не меньшее удовлетворение я испытал от удачных попыток восстановления международного доверия к Германии. Наш кредит вновь утвердился на прочном фундаменте. Теперь нам нужно было достойно распорядиться этим кредитом. Мне лично было совершенно ясно, что для восстановления промышленности Германии придется закупать сырье, продовольствие и даже, возможно, зарубежное оборудование. Это диктовал здравый смысл. Но такие займы не должны переходить разумные границы. По плану Дауэса мы были обязаны ежегодно выплачивать в среднем два миллиарда золотых марок. Этот долг приходилось выплачивать в иностранной валюте, и эту валюту можно было добыть за счет увеличения экспорта. Если бы нам также пришлось выплачивать проценты и основной долг в иностранной валюте, то наша ежегодная задолженность зарубежным странам увеличивалась бы с каждым займом и заставляла нас экспортировать во все больших количествах.

С самого моего поступления на работу в Имперский банк я подчеркивал опасности, исходящие от такой задолженности, во всех правительственных инстанциях, в которые имел доступ, а также в публичных выступлениях дома и за рубежом. Весь шестилетний период моей работы в качестве председателя Имперского банка был заполнен борьбой за ограничение нашей задолженности в иностранной валюте.

Мои оппоненты в этой борьбе были столь же близоруки, сколь многочисленны. Их можно было обнаружить в деловом мире, в муниципалитетах и в не меньшей степени в правительственных учреждениях. Обнищание Германии, вызванное войной, ужасало. Промышленность отчаянно нуждалась не только в денежных средствах на закупку сырья, но и в капитальных инвестициях в восстановление и модернизацию средств производства. Было бы пустой тратой времени ожидать, что этот капитал можно получить путем экономичного управления и бережливости населения. Более быстрый результат мог быть достигнут за счет иностранного займа. В течение последующих нескольких лет многие крупные предприниматели в результате займов оказались в долгах.

К этому прибавлялся другой фактор. Окончание войны ознаменовалось в Германии появлением признаков революционной ситуации и занятием революционными политиками ответственных постов. Революции, однако, можно предотвратить, если народные массы увидят другие перспективы благополучной жизни. Но вместо того, чтобы настроиться после поражения на максимально скромную жизнь и экономичное управление, люди стали одержимы идеями повышения жизненного уровня и хорошей жизни. Их поддерживали муниципальные организации с преобладанием социал-демократов и политиков, придерживающихся аналогичных взглядов. Многие муниципалитеты набрали кредитов в иностранной валюте, найдя подходящих инвесторов за рубежом, особенно в Соединенных Штатах Америки, а также в Швейцарии, Голландии и других странах.

К сожалению, ослепленные иллюзиями, социал-демократы не могли понять, что все иностранные деньги, которые не служили улучшению нашего производства, были обречены дать явно противоположный социальный эффект. Трата иностранной валюты только за рубежом вела к увеличению импорта зарубежных товаров, особенно готовых изделий. Это означало, что страдали немецкие производители таких изделий, что, в свою очередь, приводило к безработице.

Даже если могла возникнуть мысль, что промышленность в состоянии возместить и проценты, и задолженность по самим займам, за счет экспорта, то это совершенно определенно не распространялось на государственные учреждения, доход которых формировался не от экспортной выручки, но от налогов в немецкой валюте. Предпринимателям в целом приходилось, следовательно, искать иностранную валюту на покрытие процентов и сумм государственных займов за рубежом. Государственные органы сдавали иностранную валюту от займов за рубежом в Имперский банк, за которую последнему приходилось платить в марках. Когда же приходило время для госорганов выплачивать проценты и суммы займов в иностранной валюте, Имперскому банку следовало обеспечивать их иностранной валютой и получать взамен только марки. В данном случае госорганы сознательно действовали вопреки обязательствам предпринимателей. Я как-то попытался иносказательно объяснить это одному молодому предпринимателю. Молодой человек взял взаймы английскую валюту и инвестировал в данцигской валюте. Когда этот человек спросил меня, правильно ли он поступил, я ответил: «Если ты должен своему кредитору так много кур, тебе не нужно содержать уток».

С течением времени в страну поступило более 20 миллиардов в иностранной валюте, и наша задолженность увеличилась на такую же сумму. Если бы эта иностранная валюта оставалась в Имперском банке, он был бы в состоянии расплачиваться ею в любое время. Это, однако, не представлялось возможным, так как в то время нам следовало покрывать свои обязательства по плану Дауэса. Каждый год агент по репарациям требовал с Имперского банка свои два миллиарда золотых марок в иностранной валюте. Деньги, приходившие в страну в виде иностранных займов, уходили из нее на выплату обязательств по плану Дауэса.