Ревизор 2.0 - Геннадий Марченко

Первым двинулся один из спешившихся драгунов, палашом прорубавший проход в зарослях терновника. Следом за ним двигались Копытман, Бенкендорф с картой-двухвёрсткой в руках и Николай Павлович. Замыкали процессию адъютант Бенкендорфа, начальник охраны государя и ещё один драгун – по виду настоящий гренадёр, чья оставленная на дороге лошадь соответствовала габаритами ездоку.

– Какой у нас запас по времени? – на всякий случай поинтересовался инспектор.

– До темноты желательно вернуться, – за не успевшего открыть рот государя ответил Бенкендорф. – Сейчас, можно сказать, разведка. Честно говоря, после вашего рассказа, как вы сутки бродили по лесу, я не особо уверен, что нам удастся обнаружить этот, как вы его назвали, портал. В таком случае сюда будет снаряжена отдельная экспедиция, мы же продолжим наш путь в Симбирск.

– Куда должны были прибыть сегодня, однако ввиду известных вам событий, коим вы и стали, собственно говоря, причиной, наше появление в столице губернии откладывается на сутки, – с плохо скрытой укоризной в голосе добавил государь.

Копытман не видел смысла что-то возражать столь высокопоставленным особам, а потому в ответ лишь вздохнул и продолжил движение, переместившись уже во главу процессии. То и дело под ноги ему попадались различные грибы, однако, не будучи любителем «тихой охоты», он слабо в них разбирался. К тому же на их сбор не было времени, нужно было успеть продвинуться в чащобу как можно дальше.

Минут сорок спустя (Пётр Иванович даже и на часы бросил поглядывать) неожиданно потянуло ароматным дымком, словно где-то жарили мясо. Бенкендорф глянул на двухвёрстку и почесал лоб:

– Судя по карте, никаких селений поблизости быть не должно. Может, какая-нибудь заимка или скит?

– Вряд ли скит, – неожиданно подал голос гренадёр. – Нынче же Успенский пост, так что монахи никак не могут мясо готовить.

– Действительно, – пробормотал государь.

Решили послать вперёд пару пеших драгун, сами пристроились следом. Между тем запах дыма становился всё гуще, и вскоре компания вышла к небольшой опушке, у дальнего конца которой под огромной елью виднелся вход в землянку. Рядом с ней вокруг костра, над которым на вертеле жарился источавший аппетитный аромат поросёнок, сидели четверо. Пейзаж дополняла одиноко пасущаяся рассёдланная и стреноженная гнедая лошадь.

– Гусак, Федот, Куприян и Селифан, – чуть слышно пробормотал инспектор.

– Что? – так же тихо спросил Александр Христофорович.

– А? – очнулся от своих дум Копытман. – Так это, я говорю, вон те самые разбойники во главе с Гусаком, бывшим хозяином постоялого двора, едва меня не пристукнули, да капитан-исправник их арестовал. А им подельник помог сбежать из участка, вот они, видать, здесь пока и прячутся.

– Всего четверо? – переспросил прислушивавшийся к разговору император. – А нас и того поболе. Неужто не скрутим?

– Ваше величество, негоже вам собой рисковать, – покачал головой Бенкендорф. – Там и в землянке может ещё кто находиться. Давайте лучше оставим одного человека наблюдать за ними, а сами вернёмся за подмогой.

Главу тайной канцелярии поддержал начальник царской охраны, но государь постановил иначе:

– Господа, в кои-то веки выдалась возможность принять участие в рискованном предприятии, а вы меня всячески от этого отстраняете. И так уже окружили такой заботой, что чувствую себя изнеженной барышней.

«„Кисейной“ подошло бы лучше, – подумал Копытман. – Хотя, если не ошибаюсь, фразеологизм „кисейная барышня“ появился чуть позже»[31]. А вслух задумчиво сказал:

– Можно было бы, конечно, ввести разбойников в заблуждение…

– Каким образом? – оживился император.

Пётр Иванович поведал свою задумку, на что Бенкендорф высказался:

– В общем-то, при удачном стечении дело может выгореть.

– Я более чем уверен, что выгорит, – азартно потёр руки государь.

Обсуждение деталей операции заняло ещё пару минут, после чего участники экспедиции стали незаметно рассредоточиваться вокруг поляны. Суть задумки состояла в том, чтобы изобразить, будто поляна окружена многочисленными вооружёнными людьми и заставить душегубов сдаться. Для правдоподобности инспектор даже выставил из кустов трость, может, сойдёт издалека за ружейный ствол.

Каждый из участников операции занял своё место. К счастью, занятые разговорами и поросёнком тати ничего не заметили. Однако их беседа была прервана самым бесцеремонным образом, когда из кустов раздался зычный голос Бенкендорфа:

– Внимание, господа разбойники! Вы окружены! Предлагаю сложить оружие и сдаться. В противном случае мы будем вынуждены открыть ружейный огонь.

Копытман не удержался от смешка. Ишь как перепугались, повскакивали, озираются, руки то за пистоли, то за сабли с ножами хватаются. Один Гусак сохраняет хладнокровие, хотя бы внешне.

– А что, если сдадимся?! – выкрикнул он. – Сохраните нам жизнь?!

– Это уже будет закон решать, – громко ответил Александр Христофорович, и Гусак определил место, откуда донёсся голос.

Он вскинул руку с пистолетом, раздался сухой треск выстрела, и пока ветерок относил в сторону облачко порохового дыма, кинулся к лошади, одним движением ножа разрезал путы, толчком от земли взлетел на неё и ударил каблуками в бока гнедой.

«Ох и ловок, – непроизвольно восхитился Копытман. – Без седла держится, как индеец, ухватился за гриву и управляет лошадью… Однако движется он ко мне».

И действительно, седок направил гнедую в противоположную от кричавшего из кустов Бенкендорфа сторону, как раз туда, где прятался инспектор. И казалось бы, что стоит отскочить в сторону, за ствол ближайшей берёзы… Но нет, Пётр Иванович мгновенно представил, как этот негодяй Гусак соберёт новую банду и продолжит творить бесчинства, и в кои-то веки волна праведного гнева захлестнула его. С отчаянным криком, отбросив бесполезную трость, он схватил с земли подвернувшуюся дубинку и с ней наперевес выскочил навстречу мчавшейся лошади. Скотина с громким ржанием, бешено вращая глазами, резко, словно внутри её включился невидимый стоп-кран, взвилась и затормозила, вспахивая копытами дёрн. Гусак по инерции взлетел вверх, совершил в воздухе какой-то немыслимый кульбит и шмякнулся на спину в десятке аршинов от продолжавшего драть голосовые связки Копытмана.

Только увидев, что разбойник не подаёт признаков жизни, Пётр Иванович наконец захлопнул рот. Осторожно приблизился к неподвижному Гусаку, зачем-то подобрал с земли разряженный пистолет и не без опаски ткнул недруга концом жердины. Тот слабо застонал, но глаз так и не открыл.