Афган - Родрик Брейтвейт

Майоров стоял на своем. Его не переизбрали в ЦК. Но Кармаль пожаловался Брежневу, который приказал назначить виновным заслуженное наказание. Их приговорили к смерти или длительным срокам заключения. Командующему бригадой полковнику Валерию Смирнову вынесли строгий выговор. Сама бригада оказалась на грани расформирования, и спасли ее лишь успехи во времена Второй мировой.

Даже высокопоставленных офицеров могли наказать за то, что они попустительствуют бесчинствам своих солдат. После пятой панджшерской операции в мае-июне 1982 года командира 191-го отдельного мотострелкового полка подполковника Кравченко полевой суд приговорил к десяти годам заключения за расстрел пленных. Командира 860-го отдельного мотострелкового полка полковника Александра Шебеду сняли с должности в апреле 1986 года — он пробыл на своем посту всего полгода. Во время боевых действий солдаты захватили двадцать пленных и привезли их на базу в Файзабаде. Шебеда оставил их на ночь под надзором разведывательной роты. Рота недавно понесла потери. Солдаты убили пленников и сбросили тела в реку Кочка. Поднялся скандал, и Шебеду сняли с должности.

Выше речь шла о преступлениях, которые 40-я армия могла предотвращать или карать более или менее успешно. Другие злоупотребления были неизбежным следствием войны против решительного, но неуловимого врага, который почти в любой момент мог перемешиваться с мирным населением. Такая война, в которой не было линии фронта, пугала и приводила в замешательство бойцов. На мине можно было подорваться в любой момент. Бородатый крестьянин, возделывающий поле, уже в следующее мгновение мог стрелять из засады или закладывать бомбу. Женщина или даже ребенок могли выстрелить в спину. Поэтому солдаты научились открывать огонь первыми, невзирая на последствия. Они отчаянно защищались или мстили за своих, запрашивая поддержку авиации, артиллерии и танков при атаке на кишлаки, которые подозревались в укрывательстве моджахедов или обстреле, и оставляли после себя груды дымящихся обломков.

Полковник ВВС Александр Руцкой, Герой Советского Союза, докладывал российскому парламенту после войны: «Из кишлака в нас стреляют, убивают кого-то. Я отправляю пару самолетов, и от кишлака ничего не остается. Сожгу пару кишлаков, они и перестают стрелять». Виталий Кривенко рассказывает, как его рота в составе 12-го гвардейского мотострелкового полка устраивала КПП неподалеку от Герата. По соседству находились два кишлака. Один был заброшен, но считалось, что там прячутся моджахеды. Население другого было настроено дружелюбно. Вызвали вертолеты, но они атаковали не ту деревню. Когда ошибку обнаружили, дружественный кишлак уже был уничтожен. «Ну и хрен с ним, — прокомментировал Кривенко, — мало ли их по Афгану было раздолбано, за дело или просто ради спортивного интереса».

Все могло закончиться плохо, даже когда солдаты и командиры действовали из лучших побуждений. Это фундаментальный изъян любой кампании по борьбе с повстанцами: слишком часто долг командира — сохранить жизнь своим солдатам — вступает в противоречие с желанием спасти мирных жителей. Однажды Валерий Ширяев ехал вместе с колонной нефтевозов и грузовиков длиной метров восемьсот, и двигалась она очень медленно. Впереди шли саперы и несколько БМП, в арьергарде — несколько БМП и четыре танка. Проезжая через кишлак, автоколонна попала под обстрел. Несколько нефтевозов подбили, и их нужно было столкнуть с дороги. Стрельба продолжалась около получаса, четыре солдата погибли, несколько были ранены. В конце концов командир колонны приказал танкам открыть огонь по деревне, хотя знал, что там есть женщины и дети. Каждый танк дал пять залпов, и кишлак был уничтожен. Потом командиру объявили выговор за то, что не приказал стрелять раньше.

«Над “зеленкой” пролетели самолеты, — писал Александр Проханов в одном из рассказов, — сбросили бомбы, сожгли сады и дувалы, разорвали под землей корни растений, сдвинули и закупорили подземные водные жилы, раздробили в крупу кишлаки, спалили в жарких взрывах кислород воздуха, и долина превратилась в луну, мучнистую, серую, где мучительно погибали остатки жизни — насекомые, семена, бактерии, пыльца цветов. Равнина, залитая солнцем, накалялась, как тигель, стерильная и сухая».

Иностранные эксперты не раз пытались зафиксировать нарушения прав человека, допущенные сторонами конфликта в 1978-2001 годах. В 1984 году ООН поручила австрийскому адвокату и специалисту по правам человека Феликсу Эрмакоре исследовать афганскую войну, и следующие десять лет он регулярно предоставлял отчеты. Проект «Справедливость для Афганистана» (СДА) также подготовил доклад, охватывающий период от коммунистического переворота в 1978 году до 2001 года, когда произошло вторжение США и НАТО.

Афганское и советское правительства изначально отказывались сотрудничать с Эрмакорой, но он все-таки смог попасть в Афганистан несколько раз ближе к концу войны и после нее. Соответственно, более ранние его доклады были по большей части основаны на интервью с беженцами. Еще до советского вторжения около четырехсот тысяч афганцев бежали в Пакистан. На момент, когда Эрмакора начал свое исследование, их число достигло четырех миллионов. К концу войны, по его оценкам, в Иране и Пакистане находилось пять миллионов афганских беженцев (при общей численности населения страны 19,5 миллиона)[52].

Эти люди довольно убедительно рассказывали о нарушениях, допущенных правительственными и советскими силами: произвольные задержания, внесудебные аресты, пытки, казни, убийство заключенных, индивидуальные и групповые изнасилования, убийство женщин и детей, бомбардировки кишлаков и расправы над мирными жителями. Не было ничего удивительного в том, что свидетели не могли указать виновные в этом воинские части или командиров. Обычно было неясно, кто совершил преступление — афганские или советские солдаты, хотя нет особых сомнений в том, что афганцы с мирным населением обращались столь же дурно, как и русские. В докладе СДА признавалось, что советские власти прекратили массовые убийства, происходившие при Тараки и Амине. Тем не менее авторы доклада приходили к выводу, что в силу прочных позиций, которые советские чиновники занимали в афганском правительстве и военной иерархии, СССР несет ответственность за нарушения, совершенные его афганскими союзниками.

Повстанцы также были виновны в серьезных нарушениях прав человека. Группы, руководимые из Пакистана, запугивали женщин, чье поведение не соответствовало их представлениям о приличиях, убивали своих оппонентов, а также содержали в Пакистане тюрьмы, где афганских беженцев, заподозренных в инакомыслии, держали, пытали и казнили. Они уничтожали «коллаборационистов» и «шпионов» в самом Афганистане. Иногда они вырезали целые семьи и даже кишлаки. Однажды люди Масуда в Панджшерском ущелье взяли в плен тысячу солдат 14-й афганской бригады и расстреляли всех разом. Река стала красной от крови.

Зверства моджахедов отчасти были реакцией на жестокость пришельцев и правительственных сил, однако они соответствовали афганским традициям ведения войны. Осенью 1989 года Андрей Грешнов брал интервью у Мухаммеда Хамида, весьма интеллигентного представителя повстанцев, которого задержали и посадили в кабульскую тюрьму для допроса. Грешнов спросил его о том, как народ относится к советским солдатам. «По-разному, — отвечал тот. — В основном приходу иностранных войск не радовались. Да и правительству, посаженному ими, тоже. Я видел, что творили “шурави” [советские солдаты] в провинциях. За один выстрел из винтовки сносили с лица земли целые деревни. Да вы сами ездите по стране. Смотрите, смотрите, смотрите. В провинциях нет живого места. Относительно хорошо население живет только в городах. Я много думал о том, что происходит у меня на родине, и писал письма брату, который учился в СССР. У нас с ним разные дороги в жизни. Часть людей, конечно, поддерживает нынешний режим. Но те, кто это делает, — уже кафиры (неверные), и им будут мстить за пролитую кровь мусульман».