Взрывник. Заброшенный в 1941 год - Вадим Мельнюшкин

– Откуда много спирта?

– Так завод в, как его, вот, – немец ткнул в висевшую на стене карту. – В Запрудье.

Странно, вроде недалеко, правда, за речкой и железкой, что неудобно, но во вполне досягаемой зоне. Почему не знаю?

– Что, крупный завод?

– Нет. Всего двенадцать тонн спирта с него получили.

– Угу. Напишешь, что про него знаешь. Теперь давай конкретнее по списку – это всё, что у тебя есть, или что-то припрятал?

– Всё, зачем мне что-то прятать?

– Откуда я знаю зачем? И ещё я не понимаю, зачем мне за это платить?

– Но вот же. Смотрите: сахар, соль, маргарин, мука, кроме того, есть ещё пайки.

– Видел я эти пайки. Одно дерьмо там, кроме консервированного фарша, да и он дерьмо – там мяса и наполовину нет, одни эрзацы.

– В Рейхе тяжёлое положение, немецкий народ и так отдаёт армии лучшее.

Лучше бы ваш немецкий народ сдох сразу за своей армией. Говорить этого не стал, но, похоже, немец и так догадывался о моих мыслях.

– Ладно, давай продукты и керосин, бензин тоже пойдёт, только бочки должны быть из-под керосина.

– Переливать?

– Они, небось, только маркировкой и отличаются? Тогда просто перерисуй значки, но осторожно и аккуратно. К завтрашнему дню успеешь? Отлично, завтра и загрузимся.

– А что насчёт денег?

– Скажешь сколько, только не наглей. Я тебе доверяю.

Ага, так доверяю, что словами не выразить. Он это тоже понимает и, надеюсь, сильно хаметь не будет.

Теперь куда – в госпиталь, на рынок или к нашему хитрому Лиховею, который то ли предатель, то ли подпольщик, то ли и то, и другое вместе взятое? Лучше, наверно, бургомистра навестить.

Доступ к телу нового сельского главы получил без проблем. Секретутка в очках, только увидев письмо от интенданта, сразу предложила пройти. Вот и он – больной зуб. Мужику на вид лет сорок пять, может, чуть больше. Редкая с большими залысинами шевелюра на крупной голове, и внимательный взгляд через пенсне.

– Здравствуйте, господин бургомистр. Мы тут для господина Мезьера древесину заготавливаем, пиломатериалы, значит, и прочее. Он мне тут документик выписал, но нужно и от вас автограф с печатью, ну и прочее прилагающееся.

– Откуда дровишки?

Хотел ответить, что из лесу, вестимо, но решил пока не нарываться.

– Из Залесья, пилорама у нас там.

– Лес-то, небось, сырой?

– Нет, нормальный лес. Сыроват, конечно, – его же либо сушить, либо в конце зимы валить, а сейчас вон, только начало. Но раз новая власть требует…

– А вы и рады стараться – вам всё одно какая власть, лишь бы напакостить.

– Зря обижаете, господин хороший, та власть – советская, много чего плохого людям сделала, а от этой мы пока зла не видели.

– А тебя-то чем обидели? Ты, я гляжу, не крестьянин – городской, небось, ещё и студент.

– А вот рожу мою жёлтую видите – бандиты, что партизанами себя кличут, всё нутро мне отбили. А немцы меня в госпитале лечат, недорого.

– Хорошо, давай свои бумаги.

Читал он долго – понятно, что немецкий знает, но, видать, не очень хорошо.

– А почему написано, что разрешён вывоз из города грузов с армейской маркировкой?

– Так господин Мезьер с нами расплачивается вещами со складов, те, которые немцам самим не нужны или, там, испорченные какие.

– А почему не деньгами?

– Кому эти бумажки сейчас нужны. Пока, глядишь, ходят, а как Москву возьмут, другие деньги выпустят, а советские могут и отказаться менять. Придётся, как керенками, печи топить да сортиры обклеивать. Оно нам надо?

– Хитрые вы жуки, а кто из вас хитрее – вы или Мезьер, ещё поди разбери. Ладно, получите бумагу – завтра заходи, страдалец, всё будет.

– Спасибо, господин бургомистр, за нами не заржавеет. Мы отношение понимаем – когда к нам хорошо, то и мы в ответ со всей любовью. Сальца завтра занесу. Времена сейчас небогатые, так что не обессудьте – немного.

– Неси, болезный, неси. Что в карман – то не из кармана.

Хитрый мужик, не очень он, похоже, в кривляния мои поверил. Да и намекнул довольно толсто, что лажу мы фрицам под видом пиломатериалов гоним. Интересно, какое продолжение завтра будет? А когда я про Залесье сказал, он напрягся, значит, Аня про Фефера ему уже сказала. Конечно, может у него и ещё что с Залесьем завязано, но шанс невелик. Теперь до базара стоит прошвырнуться.

Сегодня на рынке было пустовато, в связи с чем в роли смотрящего хватало одного Клеща. Купив кулёк семечек, немного поболтался среди продавцов и редких покупателей, а затем, поймав взгляд уркагана, кивнул в сторону выхода. Уголовник догнал меня в переулке.

– Чего надо, «мусор»?

– Со старшим побазарить.

– На тему?

– Огнестрел.

– Какой, сколько?

– Это со старшим.

– Хорошо. Видишь третий дом справа? Постучишь, скажешь, ляльку повалять хочешь. Ляльку сам выберешь – там их несколько, только валять её подожди. Где-нибудь через полчасика пахан подвалит, как с ним поговоришь, так и оторвёшься – Клещ хохотнул. – Если чего путного скажешь, то и платить не придётся – будет тебе от нас подарок.

Дверь приоткрылась практически сразу после первого удара – баба, что выглянула в щель, вероятно, давно заметила мой интерес, и приготовилась заранее.

– Я от Клеща.

– И чё?

– Сказал, что девку можно получить.

– Заходи.

В плохо освещённой и грязноватой комнате на продавленном диване и скрипучих стульях сидели шесть представительниц древнейшей профессии. Н-да, зрелище не то чтобы отвратительное, две были явно ничего, а тусклый свет скрадывал непрезентабельность облика остальных, но неприглядное. Одеты данные дамы полусвета несмотря на свежесть, если не сказать холод, в помещении были весьма скудно, что, впрочем, особого шарма им не придавало.

– Ну, чего встал – глаза разбежались? – баба мерзко заржала, а пять жриц любви поддержали её, подхихикивая. Только одна, девушка лет двадцати, не приняла участия в веселье, всё так же продолжая отрешённо глядеть перед собой. Вначале я хотел вообще отказаться от выбора, но что-то меня будто подтолкнуло.

– Вон ту.

– Зря, – баба поморщилась. – Доска доской, активна, как старый матрас. Не угодит, а мне Клещ предъяву выставит. Если на молоденьких так тянет, вон Клавку возьми – она не сильно старше, зато фору любой даст. Две кровати уже поломала.

Девицы, кроме одной, уже ржали в голос, особенно старалась сватаемая мне Катька.

– Нет, ту хочу.