Меж рабством и свободой. Причины исторической катастрофы - Яков Гордин

В этот критический момент, когда хаос захлестывал и Верховный совет, и шляхетские кружки, и генералитетские компании, появилась записка, называвшаяся "Способы, которыми, как видится, порядочнее, основательнее и тверже можно сочинить и утвердить известное, столь важное и полезное всему народу дело".

Милюков считает эту записку творением Татищева и убедительно свое мнение аргументирует. Представляя себе главных деятелей и идеологов конституционного движения этих недель, зная, что едва ли не все шляхетские и генеральские проекты так или иначе варьировали татищевские предложения или отталкивались от них, мы можем только согласиться с Милюковым. "Способы" явно написаны рукой Татищева и концентрируют в себе его трезвую систематизирующую мысль.

В "Способах" Татищев возвращается к тому, чем заканчивался его первый проект, — к созданию рабочего органа, который должен заниматься выработкой окончательного варианта конституционного проекта. Предлагалось срочно избрать из шляхетской среды комиссию в 20–30 человек. В первом проекте говорилось о ста человеках, но, наблюдая окружающее буйное неустройство, усугубляющееся разноречие и разномыслие, Василий Никитич, очевидно, пришел к выводу, что сотня выборных не сможет договориться между собой, и сократил их число.

Выбирать, по логике записки, должны были различные группы шляхетства и генералитета. Каждая группа вручала своим представителям письменный наказ, определяющий границы компромисса.

"Способы" предлагали и саму процедуру. Две специально для того выбранные авторитетные особы должны были председательствовать на собраниях комиссии — предоставлять слово и "унимать шум и крик, а особливо брань", то есть создавать рабочую атмосферу.

"Способы" предусматривали еще одну важнейшую меру — избрание экспертов, которые помогали бы членам комиссии решать профессиональные вопросы. Каждое направление должны были консультировать 4–6 экспертов. Для решения военных проблем экспертов выбирали военные, купечество делегировало экспертов для решения торговых дел, Синод посылал духовных лиц, когда речь шла о делах церкви. Те проблемы, которые лежали в компетенции коллегий, должны были обсуждаться представителями соответствующих коллегий — по два-три человека во главе с президентом коллегии.

Эксперты в момент работы пользовались правами членов комиссии.

Четко был расписан механизм принятия решений — каждый пункт конституции, принятый комиссией после работы с экспертами, заново рассматривался ею совместно с Сенатом, а после того как комиссия и Сенат найдут взаимоприемлемый вариант, все рассматривалось комиссией, Сенатом и Верховным советом.

Таким образом, в создании конституции принимали участие все слои, "общенародие" — через своих выборных и экспертов, Сенат и Совет. Предполагалось полное согласование на основе приемлемого для всех слоев компромисса. Такая процедура делала окончательный вариант конституции полностью законным с любой точки зрения.

Этот окончательный вариант поступал на утверждение императрицы, что было бы актом формальным, — она не могла, связанная кондициями, противиться всеобщему решению.

То, что в качестве полноправного участника обсуждений в "Способах" наличествует Верховный тайный совет, свидетельствует о готовности группы Татищева к сотрудничеству.

Реализация "Способов" могла спасти положение, предотвратить дальнейшее ожесточение, чреватое кровью, упорядочить конституционный хаос и привести Россию к новому государственному бытию.

Милюков пишет: "Таков, конечно, и должен был быть законный и логический путь к осуществлению предложенной реформы. Но было бесполезно предлагать этот путь при тех обстоятельствах, при которых совершались события 1730 года. При наличных условиях речь могла идти в сущности не о легализации и упорядочении формы обсуждения, а о скорейшем закреплении его результатов"[98].

Дело не только в самом характере событий, но, скорее, в запаздывании точных решений. Если бы у верховников и их конституционных оппонентов был еще хоть десяток дней для дальнейшего сближения позиций, "Способы" могли стать основой их союза. Дней этих не было. Анна была уже под самой Москвой. И даже ес ли бы Верховный совет полностью принял "Способы" как руководство к действию, времени для их реализации не оставалось. Как совершенно точно пишет Милюков, подходивший к проблеме с точки зрения практической политики, князь Дмитрий Михайлович мог рассчитывать лишь на "закрепление результатов", уже достигнутых. Единственным результатом пока что были подписанные Анной кондиции.

Но и этот результат был проблематичен: если бы Анна захотела всенародно раскрыть известный ей обман, верховникам оставалось бы только применение силы против взбунтовавшейся императрицы. Применять силу против той, кого они сами возвели только что на престол и чья кандидатура была поддержана всеми группировками, было чистым безумием и самоубийством.

Ситуация, в основе коей лежала неосторожная ложь во благо, зашла в тупик именно по этой причине.

И князя Дмитрия Михайловича, и Татищева с их идеями мог спасти только немедленный союз. Но это не мог быть союз двух сильных политиков. Голицыну нужна была поддержка той многочисленной и разнородной группировки, которая ставила свои подписи на татищевских проектах. Для того чтобы привести этих людей к сознанию необходимости союза, требовались умные маневры. На них не было времени. Не говоря уж о том, что многое из этих людей уже не склонны были идти на компромисс с Голицыным. С каждым днем все более обнаруживалась слабость позиции Верховного совета.

В том патовом состоянии, в котором находились все конституционные группировки, включая Совет, необходим был арбитр. Таким арбитром могла стать только императрица. И в этом случае ничего хорошего от нее князь Дмитрий Михайлович не ждал. И потому предпринял еще один отчаянный шаг. В канун прибытия Анны — очевидно, 8–9 февраля — им была составлена новая присяга. 7 февраля князь Дмитрий Михайлович должен был вынести на обсуждение и утверждение Совета окончательный вариант своего конституционного проекта. Этого, однако, не произошло. Помешал этому поданный утром 7-го же числа второй проект Татищева с семью сотнями подписей. Голицын понял, что, не договорившись о сближении позиций с таким множеством шляхетства и генералитетских персон, утверждать и оглашать собственный проект — бесполезно. Это приведет только к тяжкому конфликту, поскольку будет воспринято как пренебрежение к мнению "общенародна".

Надо иметь в виду, что все описанное на последних страницах происходило на протяжении нескольких дней — между пятым и девятым числом. Из этого можно представить себе интенсивность действий всех лидеров.

Обширная присяга — многослойный и многоцелевой документ — была составлена Голицыным в четырех вариантах, сразу после несостоявшегося обсуждения главного проекта.

Присяга была ясным предложением компромисса — сильным движением навстречу шляхетству. В ней учтены многие идеи шляхетских проектов, поданных после 5 февраля, но оставлено самое для Голицына в тот момент важное — первенствующая роль Совета. Он не мог позволить себе упустить инициативу и контроль над происходящим. Вернее, и то и другое стремительно уходило из-под рук, и присяга была попыткой эту инициативу и контроль вернуть. Он не для того столько лет обдумывал свои грандиозные планы и не для того с середины 1710-х годов — с возмужания царевича Алексея — готовил фундамент для возведения конституционного здания, не для того пустился в ночь с 18 на 19 января в смертельно опасное предприятие, чтобы отдать реформу в чужие руки, которые неизвестно куда ее повернут…