Жизнь бабочки - Жанна Тевлина

– А зачем вам дом свиданий, вы же не женаты?

Градов смутился.

– Стыдно сказать, живу с родителями.

– Правда? Вы счастливый человек.

– Вы так думаете? Странно, обычно все рвутся жить отдельно…

– Это по глупости.

– А вы с родителями живете?

– Мои родители умерли.

Он поднял на нее глаза.

– Давно?

– Да. Папа умер, когда мне было 25, а мама через пять лет. Вы не обижайтесь, что я рассказываю. Ставлю вас в дурацкое положение. Теперь вы должны охать, сожалеть. Я, правда, не для этого. Мне просто все время хочется о них говорить. Знаю, что надо сдерживаться, но каждый раз срываюсь.

– Они были совсем молодыми?

– Да нет, но и не старыми. Я поздний ребенок.

Они сидели на кухне и пили кофе. Неловкость, которой Градов с самого начала боялся, куда-то исчезла, и он расслабился. Потянулся к шкафчику, достал две рюмки.

– Ой, у нас в серванте такие же стоят! Еще дедушкины.

– Эти тоже дедушкины. Вы что пьете?

– А что дадут…

– Мартини?

– Супер!

– Может, на брудершафт?

Она махнула рукой.

– А, давайте!

Выпили.

– Мань, а кем были ваши родители?

Она хитро прищурилась.

– Во-первых, твои. А во-вторых, не надо меня жалеть. Знаешь, я много об этом думала и поняла такую странную вещь. Неудобно требовать сочувствия по поводу смерти родных. Что в этом такого особенного? Это случается со всеми людьми на Земле.

– Это правда… Но когда тебе плохо, ты не думаешь, удобно это или неудобно…

Она смущенно улыбнулась.

– А я думаю… Это диагноз?

– Не диагноз…Но нельзя же быть такой хорошей. Всем не угодишь.

– Когда я была маленькая, мы с мамой часто ссорились. Она хотела, чтобы я надела теплую кофту, я отказывалась. Начиналась ругань. Она меня стыдила, а я стояла на своем. Потом она убегала в свою комнату, а я начинала себя ругать. Ведь так просто было согласиться. И ничего бы тогда не было.

– Было бы что-нибудь другое. Некоторые люди специально провоцируют ссору.

– Ты хочешь сказать, что моя мама плохая?

– Ни в коем разе! Я думаю, что она замечательная, иначе бы у нее не получилась такая дочь. Просто ей тоже плохо было, и она так компенсировала свои комплексы. Тфу ты черт! Я уже по-человечески говорить разучился!

– А чего! Красиво излагаешь. Это я разболталась. Почему-то с чужими я не стесняюсь, а с мамой всю жизнь стеснялась. Не то что я скрывала что-то… Просто боялась выражения эмоций. Вот, казалось бы, самый близкий человек, а я стесняюсь быть собой… Из-за этого все вышло…

– Что вышло?

– Я когда замуж вышла, сразу отдалилась. Мне так плохо было, и я все думала, потом, потом все расскажу, и они меня пожалеют и все устроят. Но так и не рассказала… А они ждали…

– И сейчас плохо?

Она пожала плечами.

– А развестись страшно… Это понятно…

– За него страшно…

– За мужа?

– Он беспомощный. Его жалко.

– А чего его жалеть? Он же не животное.

– А что, людей нельзя жалеть?

– Можно, но по-другому. Они и сами себя пожалеть могут. Если б меня так жалели, я бы обиделся.

– На что?!

– Получается, я ущербный какой-то, и мне даже не дают права самому решать, как жить.

– Ты не такой… А он пропадет…

Градов опрокинул рюмку и даже не заметил. Он начинал злиться.

– Как ты лихо всем диагнозы ставишь! Муж у тебя убогий, этот твой баснописец – великий! Лучше бы о себе подумала.

– Так я только о себе и думаю. Петю предала ради какой-то любви неземной.

– Ну и что, ты счастлива?

– К сожалению, меня не любили…

– Ой, я сейчас заплачу. Ты, конечно, на меня не обижайся, но я тебе скажу с точностью до девяноста процентов: твой клиент – типичный импотент. Причем с иезуитскими наклонностями.

– Да ты ничего не знаешь! У него были женщины.

– Это он тебе сказал?

Маня промолчала.

– Он тебя заводит, великого из себя строит. А на самом деле просто мстит за свою улепость. Он притворяется, что ты его недостойна, а ты из себя выходишь, чтобы завоевать его, и постепенно уверяешься в своей ущербности. Мужской силой завоевать он тебя не может, и признаться в этом тоже не может. Ему удобнее самоутверждаться за твой счет. Самое интересное, что ты тоже догадываешься, что с ним что-то не то, и жалеешь его еще больше. Если бы он правда великим был, ты бы на него и не посмотрела. Тебя хлебом не корми, дай пожалеть. У тебя это любовью называется. А жалость – страшная сила. Вот он и вампирит, а у тебя невроз обожания возникает. Такие люди знают, какую жертву выбирать. С твоей Лидочкой Хромовой он бы в эти игры играть побоялся! Ты подумай сама, что хорошего он тебе дал? Никакого удовлетворения, ни морального, ни физического. Одни иллюзии. Ты все делала, чтобы ему было хорошо. Почему ты не хочешь, чтобы тебе было хорошо?

Он подумал, что вопрос риторический. Его родная Маня прожила всю жизнь, так и не узнав, что это такое. Видимо, с этим надо родиться.

– И вообще я тебе советую держаться подальше от неудачников.

Маня улыбнулась.

– А ты удачник?

– К сожалению, нет.

– А почему же ты не вампиришь?

– Потому что я не импотент.

Он встал со стула, подошел к ней, молча взял за руку и повел в спальню.

Она лежала без сна, Петя спал крепко, смешно посапывая. Она смотрела на него и думала, почему все так несправедливо. Она никогда не была так счастлива, как сегодня. Она думала, что уже все прошла в этой жизни и ее уже ничем нельзя удивить. Оказывается, она ничего не знала, самой жизни не знала, и себя не знала. Сегодня ее не просто удивили, она сама себя удивила. Самое удивительное было то, что после такого незаслуженного счастья осталась только легкость, никакого шлейфа обид, долга и прочих заморочек, без которых она жизни не представляла. Не случись этой встречи, она бы так и не узнала этих мгновений, и, значит, счастье в бесконечности выбора. Человека заковывают узами брака, не разрешая ему взлететь, и именно это в народе называют счастьем. Теперь получалось, что если она счастлива, несчастен Петя. А она и ему желала счастья. Брак – это жертва, которую она должна была принести ради Петиного счастья. А может быть, наоборот, следовало давно отпустить Петю, и тогда бы он не прятался и не делал все тайком, потому что получил бы свое разрешение на взлет. Интересно, был бы он от этого счастливее?