Цена его любви - Кира Шарм

И надрыв сумасшедший в голосе, что рвет мою душу без остатка.

— Не отпускай, — лихорадочно впитываю каждый его вздох. Отчаянно толкаюсь языком в его небо. Впиваюсь руками в волосы, такие же густые, какими я их помню. Руки, кожа помнят…

— Убью тебя, если отпустишь… Заколю твоим же ножом…. Не прощу…

— Моя… — шепчет, усмехаясь мне в губы.

А дальше…

Дальше все, как во сне.

Остро — каждое прикосновение, как порез клинком. Слишком ярко. Безумно резко каждым касанием.

Запредельно, — потому что так не бывает. Так невозможно!

Подхватывает на себя с глухим рычанием.

А один миг сбрасывает с меня всю одежду.

Не замечаю, не понимаю, как оказываюсь на постели, подмятая его горячим, полыхающим, раскаленным телом.

И эти глаза.

Пронзающие. Пронизывающие насквозь. На всю глубину. До самых внутренностей. Сердце мне пронзающие, — прямо надо мной.

— Дааааша…

Он нависает. Придавливает меня своим огромным телом. Расплющивает.

Жадно толкается языком в мой рот. Так, словно берет вот так, за все время, пока не брал. И я… Я полностью в его власти. Распахнутая. Открытая. До невозможности…

Будто опомнившись, встряхивает головой.

— Даша.

Руки опускаются по полушария моей заметно округлившейся груди. Со стоном сжимает пальцами окаменевшие, торчащие соски. И я с таким же стоном выгибаюсь ему навстречу.

— У тебя другая жизнь, Даша…

Его лицо пронзает судорога, как от боли.

— У тебя муж. Спокойствие. Уверенность в завтрашнем дне. Я ничего из этого не могу и не смогу тебе дать. Ничего!

— Я не дышу, Влад. Не живу! — распахиваю ноги, обвивая его поясницу. Впиваюсь руками в волосы, притягивая к себе. Всего миг, как наши губы разомкнулись, а я уже задыхаюсь без его дыхания, его прикосновений.

— Мне ничего не надо! Без тебя — ничего! Твою же мать, Влад Северов! Как ты не понимаешь? Ты — вся моя жизнь! А без тебя… Без тебя я мертвая и ничего не способно тебя заменить!

— Ты не знаешь, о чем говоришь, — его руки уже лихорадочно скользят ниже, по всему телу. Как будто ладонями пытается, как и я, надышаться моей кожей. — Не понимаешь, Дааааша…

Губы захватывают мой сосок, с рычанием прикусывают его, заставляя меня изгибаться снова и снова, чувствуя, как всю меня простреливает насквозь.

— Все имеет свою цену, — жаркими поцелуями спускается в них живота, и меня подбрасывает над постелью от каждого касания его обжигающих губ. В каждом из них — ураган, который заставляет мое тело оживать, который будит во мне запредельные ощущения, такие, каких не испытывала никогда прежде, даже с ним…

Влад.

— Не знаешь, о чем говоришь, девочка…

Зажмуриваюсь.

Пытаюсь оградиться от нее.

Подумать о другом. Образы иные перед глазами вызвать.

Но разве это возможно?

Отключиться, перенастроиться, когда ее тело — самое желанное, до невыносимой боли родное, трепещет подо мной? Когда везде ее запах, а на губах повисают ее слова, ее дыхание?

Это мучительно. Это пытка. Это невозможно!

— Дааааша, — блядь, я уже не оторвусь.

Не способен оторваться!

Должен. Обязан. Все развернулось совсем не так, как я предполагал когда-то. Все.

Тогда, в ту далекую новогодняя ночь я брал ее, чувствуя, как дурею.

Но тогда все было иначе.

Я мог обеспечить моей девочке защиту. Я единственный мог стать ее защитой!

Но теперь! Теперь я — самая главная угроза для ее жизни! И не только для ее!

Если бы… Если бы я только мог…

Не могу сдерживаться.

Губы сами скользят. По ее губам, по изогнутой шее, вгрызаются в трепетные сладкие соски.

Нажраться. Напитаться ею, моей удивительной, сладкой, любимой. Единственной. Ни к одной женщине не прикоснулся с тех пор, как почувствовал ее, как она появилась в моей жизни. Не смог бы прикоснуться. Лучше терпеть. Чем предать. Самого себя, мать твою, предать, трахая другую!

— Даша…

Меня срывает с катушек. Намертво. Окончательно.

Разум и волю сплющивает на хрен. Я весь превращаюсь в один оголенный нерв. Одуревший от ее близости. От того, что чувствую жар ее кожи всем своим телом. От того, как подрагивает она подо мной!

Но я не должен. Я не имею права.

Я отвечаю за ее жизнь. За жизнь нашего сына. Не могу позволить себе сорваться. Поддаться инстинкту, одурительной потребности быть с ней, войти сейчас в нее со всего размаха… Сжать в руках и больше никогда не отпускать….

— Поверь мне. Так будет лучше. Таким, как я, и за всю жизнь не выпадает даже нескольких минут любви.

Сжимаю кулаки до хруста, заставляя себя хотя бы на пару миллиметров отстраниться. И уже чувствую, как выкручивает всего без ее близости.

Это больше, чем помутнение рассудка.

Лишь ощутив ее в своих руках, я стал одержимым безумцем. Тем, кто после долгих блужданий по пустыне, пересох без воды и вдруг дорвался до холодного свежего ручья.

Нет. Она нужна мне больше.

Больше чем вода, сильнее, чем воздух.

Но…

Если я сейчас войду в нее, если возьму, уже никогда не заставлю себя оторваться… Уже не смогу. И она не сможет. Но… Тогда я потеряю ее навсегда! Ее и сына, ведь стоит его лишь один раз увидеть, как отпадут всякие сомнения в том, от кого он! Их просто уничтожат…

— Даша…

— Нет! — впивается в мои плечи ногтями. Притягивает к себе. Не дает отстраниться.

Ох, девочка. Каждый миллиметр, которым от тебя отрываюсь, стоит мне десяти жизней, как не понимаешь?

— Ты обещал, Влад! Обещал! Что у нас все будет! Помнишь?

Захлебывается слезами, а у меня в сердце тысячи ножей проворачиваются.

— Все будет! Прогулки! Время! Долгие разговоры у камина! Ты, черт тебя дери, обещал! И я! Я тебе верила! Верила, Влад, понимаешь!? Ты просил верить тебе, я верила! Безоговорочно! Бескомпромиссно! А теперь? Что получается? Ты мне соврал? Ты… Ты нас предал? Влад!

— Нет, маленькая, — обхватываю ее голову руками.

Ну что же ты со мной делаешь? Что? Сердце наизнанку выворачиваешь! Внутренности скручиваешь! Пулями прошиваешь!

— Я не врал. Я тебе… Я тебе не умею врать! Не умею, понимаешь! Потому что ты — мое сердце! А разве оно способно врать?