Идишская цивилизация. Становление и упадок забытой нации - Пол Кривачек

С 1580-х годов и до самой смерти императора в 1612 году рудольфовская Прага, как называют ее историки, процветала и сияла, как маяк искусств и наук в Европе, привлекая крупнейших европейских художников, архитекторов, ученых, философов и мыслителей. Британский историк Хью Тревор-Ропер писал, что руководящая идеология поликультурного габсбургского двора была основана на «гуманизме, на науке, на изучении природы, на философии Платона»[170], ибо это были земли, игнорировавшие или скорее переступавшие границы различий языка, национальности и религии. Действительно, огромная самоуверенность императора позволяла ему необычайно спокойно относиться к религиозной ортодоксальности и привлекать в свое окружение католиков, протестантов, иных христианских нонконформистов и евреев. Путешественник и писатель елизаветинских времен Файнс Моррисон, посетивший Прагу в 1590 году, с некоторым удивлением наблюдал следующее:

В целом во всем королевстве наблюдается великая смесь религий, так что в одном и том же городе одни были кальвинистами, другие лютеранами, иные гуситами, иные анабаптистами, иные пикардийцами[171], иные папистами. <…> И у евреев есть свой особый город в Праге, и они пользуются свободой во всем королевстве. <…> Я нашел, что подданные императора Рудольфа в Богемии широко различаются в своих мнениях о вере, вплоть до того, что сообщаются друг с другом, пребывая в странной дружбе и мире[172].

Эта замечательная экуменическая атмосфера, всеобщая терпимость и интерес ко взглядам других, вне зависимости от их религиозной принадлежности, давала возможность говорящим на идише мыслителям процветать и принять вызов Моше Иссерлеса из Кракова, развивая свои идеи, и подойти ближе к окончательному формированию еврейской перспективы как независимого, равного и справедливого взгляда на действительность. Некоторые из учеников Рамы были благосклонно приняты в Праге, и каждый из них внес свой вклад в общее дело. Но вначале эти идишские протоестествоиспытатели должны были установить общий язык с новой и революционной ренессансной идеей, которую им трудно было усвоить, состоящей в том, что существует такое явление, как прогресс, что новое знание может со временем приумножаться и что оно не обязано в точности соответствовать Священному Писанию и писаниям древних мудрецов.

Парадоксально, но это стало возможным вследствие глубокого консерватизма самого знаменитого духовного авторитета тех дней, современника Моше Иссерлеса – пражского раввина Иегуды Лёва, более известного благодаря тому, что ему приписывается сотворение из глины Голема (слово из древнееврейского псалма 139:16, означающее гомункулуса из «бесформенной плоти»). По преданию, он назвал его Йоселе и оживил, поместив в его рот кусок бумаги с написанным на нем именем Бога (Шем), который вынимал каждый вечер пятницы, чтобы воспрепятствовать своему созданию нарушить субботу. Не стоит говорить, что эта история не имеет никакой фактической основы, она впервые появилась в конце XVIII века и рассказывалась в связи с неким рабби Элией из польского Хелма, преданным последователем каббалы, умершим в 1583 году. Аналогичные рассказы о чудесах и сверхчеловеческой силе циркулировали и о самом Раме. (Стоит отметить, что эта идея воскресла в ХХ веке, когда чешский драматург Карел Чапек представил Голема в виде механического рабочего, которого назвал роботом, введя это слово во многие языки.)

Полное имя рабби Лёва было Иегуда Лёв бен Бецалель, иногда его называли акронимом Махараль[173]. Будучи родом из немецких земель (его семья приехала из Вормса, а сам он, возможно, там родился), он трудился в славянском мире, в Моравии, Богемии и Польше. Он умер в Праге в 1609 году; его почитатели до сих пор приходят помолиться на Старое еврейское кладбище у его могилы, легко узнаваемой по вырезанному на камне изображению льва (Loewe по-немецки – «лев») и по множеству записок, просьб к его духу, вставленных в трещины в камне. Почитатели Махараля в XXI веке все еще посещают синагогу Клаузен в пражском Еврейском квартале, построенную в 1604 году на месте трех зданий (Klausen по-немецки означает «убежище» или «келья»), которые были возведены главой города в 1573 году в честь успехов императора Максимилиана. В этой синагоге, по преданию, Махараль давал уроки Талмуда. С его именем связывается и синагога Альтнойшуль (Староновая синагога), старейшая и знаменитейшая из всех пражских синагог; ее самая ранняя часть, от которой сохранился лишь вестибюль, датируется 1220–1230 годами; двойной неф добавлен в 1280–1290 годы, в XV веке был достроен характерный кирпичный фронтон. Говорят, на ее чердаке до сих пор спрятаны остатки Голема рабби Лёва.

Ученость Махараля, которого почитали за благочестие, аскетизм и мистическое вдохновение, не ограничивалась Торой и Талмудом, но охватывала и светские предметы, включая математику и астрономию. Однако он отрицал пропагандировавшуюся Маймонидом точку зрения Аристотеля, что интеллектуальные достижения, получаемые путем рационального мышления, представляют собой высшую цель человека. По его мнению, только через изучение Торы и соблюдение ее законов человечество достигает совершенства и связи с Богом:

Если человек трудится и мудростью своей превосходит всех древних [в светском знании], нет сомнения, что все это должно считаться ничем в сравнении даже с малым интеллектуальным достижением, касающимся познания небесного.

Рабби Лёв был далек от невежественного обскурантизма и был прекрасно осведомлен о революционном развитии естественных наук в его время. Хотя он оставался предельно верным раввинистическому взгляду на Вселенную, полученному Моисеем на Синае непосредственно от Бога, Который единственный ведает истину, он знал об открытии Америки («Говорят, недавно было найдено некое место, названное Новым миром, до сих пор скрытое») и выражал надежду, что там найдутся десять потерянных колен. Он знал и о Копернике: «Явился некто, названный Мастером новой астрономии, который представил иную картину мира <…> путей звезд, созвездий и небесных тел». Он мог быть даже знаком с самой книгой Коперника, потому что, видимо, ему было известно анонимное предисловие к этому сочинению лютеранского пастора Андреаса Осиандра, который поставил под вопрос положения Коперника – с целью избежать его запрета Церковью: «…даже сам он написал, что разрешил еще не все вопросы».

Как мог этот великий ученый с твердыми средневековыми раввинистическими взглядами позволить молодежи вырваться из талмудического окружения и поддерживать взгляды, казалось бы, противоречащие Библии и мудрецам-талмудистам? В статье о еврейской реакции на зарождение современной науки[174]профессор Бар-Иланского университета Ноах Эфрон объясняет: Махараль считал, что естественные науки имеют дело лишь с поверхностными фактами и не имеют отношения к окончательной истине. Ученые, в конце концов, постоянно совершенствовали свои идеи, противореча утверждениям своих предшественников, и непонятно, как такой нестабильный процесс мог состязаться со стабильностью религиозного канона. Положение о том, что наука должна развиваться путем последовательных приближений к истине шаг за шагом, при котором предыдущие идеи отвергаются, было ему неизвестно. Действительно, «Махараль доходил до того, что называл утверждения естествоиспытателей ложью и более или менее скандальными вариантами этого слова». Эфрон цитирует книгу Махараля «Колодец изгнания» («Беер ха-гола»):