Новая Ты - Кэролайн Кепнес

Лав гладит меня по голове:

– Ты в порядке?

– Хлорки наглотался.

– Это морская вода, не хлорированная. Может, стоит в душ?

Я согласно киваю – не могу находиться рядом с Форти. Но прежде чем уйти, я должен – просто обязан – устроить шоу. Поднимаюсь, обхожу вокруг бассейна и протягиваю руку этому мерзкому обманщику.

– Поздравляю, дружище.

– Спасибо, старина, – отвечает он как ни в чем не бывало и стаскивает свои гребаные солнечные очки. – И самое главное – это только начало.

И подмигивает, подонок. Или мне показалось и это его обычное выражение лица?

Я проклинаю свои амбиции – толстого уродливого монстра, которого сам раскармливал каждый раз, когда садился летом за ноутбук в ублюдочной кофейне. Идиот – вот кто я! На что я потратил свое драгоценное время?! Надо было писать книгу.

– Меган говорит, у нас большое будущее, – сообщает мне Форти, понизив голос. – Грандиозное!

Туманное «нас» сбивает меня с толку. Кто это «мы»? Он и Меган? Меня-то точно там нет.

– Потрясающе, – выдавливаю я. – Ты это сделал.

– Да, – он медленно кивает, – мать твою, сделал.

– Эй, парни, новость уже в «Вэрайети»!

Действительно, эта гребаная новость уже везде. А я – нигде. Лав даже не подозревает, что радуется моему унижению. Я возвращаюсь в дом, однако иду не в одну из семи ванных, имеющихся в распоряжении Лав, а в гостиную, где Форти кинул свой рюкзак. Достаю его «Айпэд», открываю почту и читаю бесконечную переписку с агентом, который – вот тупица! – считает, что Форти «нашел свой стиль. Не знаю, что ты делал этим летом, но результат потрясный!».

А вот письмо от Барри Штейна. Он интересуется, когда Форти «успел стать таким остроумным и оригинальным, как Тарантино». И, черт возьми, это комплимент мне! Это я написал оба сценария!

Какой-то аноним интересуется, как Форти пришла идея с клеткой – «запереть там девушку после уикенда на пляже – гениально до безумия! И безумно до гениальности! Ты бог! То же самое и с третьим двойняшкой. Как такое только в голову могло прийти?!»

От всех этих хвалебных отзывов Форти тронулся рассудком. Убедил сам себя, что они предназначаются ему, что это он – гений. А ведь даже название придумал не он, а капитан Дейв.

Раздаются первые аккорды песни «Love Is a Battlefield». Слышно, как Лав подпевает. И она права, это война.

Я поднимаюсь наверх в хозяйский душ. Нельзя сдаваться. Надо верить в себя. Стараюсь думать о хорошем: о том, как высоко оценили мою работу, хотя и приписали ее Форти. Затем вспоминаю, как болела у меня шея после часов, проведенных за ноутбуком, как раздражали презрительные ублюдки с «Макбуками», которые, не стесняясь, орали на все кафе «Мне только что предложили снять рекламу для “Макдоналдса”. Думаю взяться». Я, как раб, строчил гребаные сценарии, а потом сломя голову несся продавать книги, чтобы, по словам Форти, Лав, не дай бог, не подумала, будто я альфонс.

Открывается дверь. Это она.

– Есть местечко?

Я киваю. Каким же я был идиотом: все это время переживал по поводу Майло, хотя опасаться следовало Форти. Первый оказался совершенно безобидным: ну кому может угрожать безответно влюбленный? Нет, теперь-то я начинаю понимать, что все проблемы не из-за любви, а из-за ее отсутствия – из-за таких бессердечных людей, как Форти, Эми, Бек.

Как же я раньше не догадался? Ведь этот жирный урод с самого начала обращался ко мне только «старина» – он сразу лишил меня имени, а я не придал этому значения.

Лав говорит, что если я все еще собираюсь стать писателем, Форти может меня поднатаскать. А я… я слишком люблю ее, чтобы вот так взять и выложить правду. Они делили утробу матери. Взрослели в восьмидесятые. Они родились вместе и вместе до могилы будут верить в успех Форти.

Я выхожу из душа и отправляю ему сообщение:

«Нам надо поговорить».

Ответа я так и не получил. Собственно, как и Лав, и ее отец, и мать, и Майло. Форти словно сквозь землю провалился. От счастливчика, продавшего два сценария успешной кинокомпании, ожидают совсем иного. Его выходка выбила всех из колеи. Лав целыми днями ходит нервная, усталая, обеспокоенная. Не годится. Пусть жирный негодяй украдет хоть все мои сценарии, пусть подавится! Но я не могу позволить ему мучить мою девушку.

Лав сразу поняла, что с братом. Четыре дня назад, через восемь часов после моего сообщения, она сказала: «Все ясно. Он не заболел. Не сломал телефон. Не уехал. Он просто запил».

Примчались родители Лав: «А в Малибу его нет? А в лофте, который он недавно купил в городе?»

Дотти, как истинная мать, до конца надеется на лучшее:

– Зачем зря домысливать? Может, он празднует.

– С кем? – спрашивает Лав. – Мама, не отрицай факты.

Рей просит дочь не заводиться:

– Ему уже тридцать пять. Все-таки не ребенок.

Когда родители уезжают, я стараюсь хоть немного отвлечь Лав. Не получается.

– Меня раздражает их отношение! Я его двойняшка и все чувствую. Он ушел в загул.

Лав отправляет сообщение его наркодилеру Слиму, но у того телефон недоступен.

Прошло четыре дня, и даже родители признали худшее. Форти не отвечает на звонки, письма, сообщения.

– Я скучаю по нему, буквально с ума схожу, – говорит Лав, когда мы просыпаемся. – Прямо чувствую, как теряю рассудок.

– Я тоже, – говорю я, чтобы поддержать ее, но в ответ получаю только хмурый взгляд.

Теперь у нее всегда плохое настроение, и любые мои слова она воспринимает в штыки. Если б она только знала, что Форти украл мои сценарии…

Стук в дверь.

– Детки? Можно войти? Вы одеты?

Опять ее мама. Теперь они с Реем заявляются к нам еще до завтрака и уходят только под вечер.

– Да, – откликается Лав, не обращая внимания на мой утренний стояк.

Дотти входит, плюхается на кровать и вопрошает:

– Может, я плохая мать? Мы с отцом даже про сделку узнали от покупателей.

И начинается по кругу: Лав разуверяет и утешает ее, а я вынужден все это слушать и смотреть, как Дотти нервно крутит свои кольца. Каждый день она является сюда с новой сумочкой. Я представляю, как она по утрам в своем роскошном особняке в Бель-Эйр сидит и аккуратно перекладывает из одной кошелки в другую все свои таблетки, кредитные карты, салфетки и помады.

– Омлет готов! – кричит Рей снизу.

Вчера были тосты по-французски, а позавчера – яичница по-мексикански.

Лав встает, на меня даже не оборачивается. Накидывает халат, помогает матери подняться, и они вместе уходят, нахваливая и утешая друг дружку.