CC – инквизиция Гитлера - Гвидо Кнопп

Многие заключенные, которые должны были обслуживать чинуш СС, получали возможность ближе познать их повадки, чтобы прийти к одинаковому выводу, что все они, как хамелеоны, менялись вместе со сменой одежды. Заключенный Гельмут Шприсер пишет об одном унтерштурмфюрере СС: «Когда я снял со Шварцхубера сапоги и мундир, чтобы их почистить, и он остался в одной нижней рубашке, то он был таким невзрачным! Просто не на что смотреть. Все они без мундиров ничего из себя не представляли. Но когда я надел на него китель, а он натянул на ноги свои сапоги и надел фуражку, то вдруг снова стал чудовищем».

Вспомним, как взметнулось вверх чувство собственного достоинства у молодого жителя Дармштадта Ганса Штарка, когда он надел парадный мундир частей СС «Мертвая голова». При Гессе он сделал карьеру в Аушвице: сперва как старший блока, а с 1941 года на руководящей должности в «политическом отделе».

Он был самым молодым руководителем команды в лагере. Над его письменным столом висела рамка со словами: «Жалость — это слабость». Бывший узник Аушвица Казимир Смолен, ставший позже на долгие годы директором музея Аушвиц, вспоминает, что Штарк делал больше, чем от него требовалось: «Он уже потому только делал больше, чем любой другой эсэсовец, что работал в политическом отделе, где происходили страшные вещи: расстрелы, отравления газами, служба на железнодорожной платформе. Конечно, избиение заключенных не входило в его обязанности, однако он избивал их». По словам Смолена, Штарк действительно ненавидел евреев и, «если среди прибывших в лагерь встречался еврей, фамилия которого была тоже Штарк, он избивал его до полусмерти».

Штарк принимал активное участие как при расстрелах, так и во время удушения газами. Через полгода после сдачи им экзаменов на аттестат зрелости, в Аушвиц прибыли евреи из его родного города Дармштадта. А его гимназия к этому времени превратилась в пересыльный лагерь для евреев, подлежащих депортации. Однажды Штарк принимал участие в отравлении газом. На суде он показал: «Я… тоже получил… приказ засыпать Циклон «Б» в отверстия. И при этом отравлении речь шла, как обычно, о транспорте в количестве от 200 до 500 евреев, а именно опять мужчины, женщины и дети. Так как этот Циклон «Б»… кристаллообразный, он при высыпании струился на головы людей. Они начинали страшно кричать, потому что им становилось ясно, что с ними происходит».

Мучили его после этого угрызения совести? Очевидно, Штарк оказался не в состоянии сбросить с себя бремя преступления.

Когда он возвращался с расстрелов, то долго и тщательно отмывал руки.

Еврей-денщик начищал до блеска его сапоги, а он садился за свой письменный стол и молча предавался размышлениям. Его брат утверждал, что Штарк в последующие годы сильно страдал от ночных кошмаров.

Через 21 год после совершенных Гансом Штарком преступлений судья вопрошал:

— Какие чувства вы испытывали?

Штарк:

— Никогда больше!

Судья:

— Почему? Вы считали все это несправедливостью?

Обвиняемый:

— Нет, вовсе нет! Когда человека расстреливают, — совсем другое дело, но вот применение газа — это было, действительно, не по-мужски и трусливо.

Его тоже отталкивал способ человекоубийства, но не сам факт душегубства. Гансу Штарку никогда не пришла бы в голову мысль отказаться от выполнения изуверского приказа. Свои преступления он полностью признал. Но так и не понял, что это действительно были преступления. В связи с тем, что во время совершения преступных деяний ему не исполнилось еще 21 года, Ганс Штарк был осужден на 10 лет тюремного заключения в соответствии с уголовным кодексом для юношества.

Большинство привлекавшихся к ответственности на франкфуртском судебном процессе по Аушвицу отрицали свое участие в убийствах.

Ральф Джордано следил за ходом слушаний и как жертва, и как журналист: «Все, кто пережил ужасы Аушвица, ничего не забыли. А преступники забыли все. Это такие убийцы, как Освальд Кадук, как Роберт Мулка и Карл Хекер — бывшие адъютанты казненного в 1947 году Рудольфа Гесса. Как доктор Капезиус, который занимался селекцией евреев на лагерной платформе. Ни один из них не признал свою вину, ни один не нашел слов раскаяния и сострадания к убиенным». Они утверждали, что всю свою жизнь были такими же безобидными согражданами, какими их увидели при арестах через многие годы после войны, — отцами семейств, служащими, учителями, врачами, аптекарями. Так, медбрат клиники, пациенты которой называли Освальда Кадука «папашей Кадуком», был когда-то не кем иным, как «грозой Аушвица».

В действительности, большинство эсэсовцев из частей «Мертвая голова», которым удалось пережить войну, словно незаметно растворились в послевоенном обществе. В том обществе, которое смотрело вперед, не желая оглядываться назад. Но не только поэтому не замечали многочисленных «преступников прошедшей войны». Некоторые из них были неприметными современниками, которые умудрились ловко приспособиться, подчиниться, сжиться с новыми порядками, словно вчера ничего и не было. С тех пор вопрос о том, что же в конечном счете двигало преступниками в их бесчеловечных деяниях, остается по-прежнему актуальным. Кто они? Заведомо отмеченные роком злодеи, которые бы и в «нормальных условиях» непременно совершали преступления?

Через два года после холокоста Евгений Когон еще характеризовал людей на службе в концлагерях как «крайне недовольных неудачников, отвергнутых, бездарей всех мастей и часто социально деградировавших субъектов».

Однако сегодня мы хорошо знаем, что это отражает лишь одну сторону реальной действительности, так как количество преступников «из средних слоев общества» оказалось значительно большим, чем предполагалось.

Долго существовавшее в обществе мнение, будто в лагерях смерти и в оперативных группах СС зверствовали, прежде всего, садисты, уголовники, радикальные антисемиты и прочие подонки общества, а также близкая всем надежда, что «нормальные люди» не способны убивать невинных женщин и детей или смиряться с убийствами, оказались на деле иллюзией.

Теолог Рихард Л. Рубенштейн писал: «Очень удобно представлять национал-социалистов как одержимых и извращенцев, поскольку такая интерпретация сохраняет ту иллюзию, какую мы имеем о себе. Если мы национал-социалистов считаем более или менее нормальными людьми, это не значит, что мы оправдываем их преступления или приуменьшаем исходящую от них опасность. Наоборот, это значит, что мы признаем, насколько хрупки узы нравственности и порядочности, удерживающие человеческое сообщество от полной катастрофы».

«Нести смерть другим и уметь принимать ее — этот постулат как нельзя лучше отражает линию поведения войск СС. Убивать самому и быть когда-то убитым — такой образ мышления был для эсэсовцев типичным».

Барон Филипп фон Безелагер, офицер вермахта

«Элита нацистских громил и мясников — это молодые ребята, которых основательно и целенаправленно оболванивают так, чтобы они послушно и ревностно могли по первому зову смести и уничтожить всех и каждого. И эти молодые парни не обычные солдаты, а, точнее говоря, они даже не совсем солдаты, хотя порой и могут сражаться на фронте. Они — полицейские войска с тяжелым вооружением, которые хорошо вышколены для надежной защиты нацистского режима от гражданского населения, немецкого или иного, или, в случае необходимости, даже от вышедшего из повиновения немецкого вермахта. Они олицетворяют собой сердцевину нацизма, наемную гвардию этой последней безумной империи».