Пирамида - Юрий Сергеевич Аракчеев

она вызвала милицию. Она и раньше, как уже сказано, ходила в милицию, написала несколько заявлений, на которые реагировали приблизительно так же, как на наши, но на этот раз была кровь и у нее, и у соседа, и у его жены, которая тоже лежала в беспамятстве. Помогло это, а еще то, что как раз тогда проводилась очередная кампания против пьянства, а оба супруга были, как установила экспертиза, «в сильной степени опьянения». Молодой матери с ребенком дали комнату за выездом в другой квартире, где она благополучно живет до сих пор…

Помощь мне пришла от Виталия Андреевича и редактора сельхозотдела «Правды».

По совету первого я все рассказал второму и грустно пошутил, что могу не успеть закончить третий очерк, над которым работаю.

Редактор предложил написать заявление на имя председателя райисполкома и при мне же позвонил ему с просьбой принять меня и выслушать.

Знаю, сколько времени приходится ждать очереди на прием к председателю исполкома. Здесь же – после звонка – он принял меня немедленно, в тот же день. Ведь я был специальный корреспондент «Правды». Он вышел мне навстречу из-за стола, поздоровался за руку и усадил в кресло. Смотрел очень приветливо, хотя слегка настороженно – не знал, чего от меня ждать.

Ничего не объясняя, я подал ему заявление.

Читая, он хмурился все больше. Прочитав, тотчас нажал кнопку селекторной связи, сказав, что немедленно даст указания начальнику Управления внутренних дел исполкома.

– Безобразие! – с чувством сказал он. – У себя под боком не можем навести порядок…

– У вас еще есть вопросы ко мне? – сочувственно спросил он, так как начальника управления на месте не было.

– Нет, пока нет, – сказал я. – Пока только это.

– Идите спокойно, мы все сделаем. Я дам указание разобраться, все будет в порядке. Безобразие, до чего дошло…

Я вышел.

Дня через два в квартиру пришли человек семь дружинников во главе с сотрудниками милиции (я вспомнил, что в заявлении было слово «самбист»).

Не знаю, отбывал ли Жора пятнадцать суток, но в квартире больше не появлялся.

Однажды, приблизительно через месяц, я встретил Жору на улице, трезвого. Он с нескрываемым удивлением и уважением смотрел на меня. И никакой агрессии не исходило от него, вот ведь удивительно что! Даже ноздри, я заметил, не шевелились!

Да, все разрешилось. Но один вопрос меня беспокоит все же: а что, если бы я не был корреспондентом «Правды», если бы не стал звонить редактор отдела председателю исполкома? Что было бы, если Жора, войдя во вкус, попытался однажды осуществить свою угрозу? И каково другим – тем, кто попадает в подобные переделки, а моими возможностями не обладает?

Второй круг чтения

В декабре 1976 года вышел мой третий «портретный» очерк в «Правде», однако дело с повестью не двигалось. Однажды я все же зашел в газету побеседовать с Румером, тут же присутствовал сотрудник из другого отдела. Он заинтересовался повестью и попросил рукопись почитать.

Я дал ему. На другой день рано утром он мне позвонил.

– Я не звонил вам ночью, потому что знаю, что вы живете в коммунальной квартире. Я вчера же прочитал. До двух ночи читал. Долго не мог уснуть, хотелось позвонить тотчас… Это настоящая советская вещь, острая и принципиальная. Сейчас я иду на работу в редакцию и сегодня же дам первому заму. Попробуем еще раз. Она должна быть напечатана!

Излишне говорить, что я чувствовал…

Если раньше неделями, месяцами я ожидал прочтения – только прочтения! – то здесь за два дня прочитали оба зама главного и заведующий отделом газеты – тем самым, в который входил и упомянутый выше публицист, и зав. отделом сам позвонил мне домой и очень вежливо спросил, когда я смогу прийти в редакцию (то есть звучало это так, что, мол, когда я соизволю…), и добавил, что лучше бы поскорее.

Когда я пришел, он выразил свое удовлетворение, чуть ли не восхищение повестью и желание ее обязательно напечатать в газете. Но – «увы, тут ничего не поделаешь», – сказал он – ее нужно все-таки сократить до сорока‑пятидесяти страниц, не более. В таком виде, как сейчас, давать главному бесполезно: он и читать не станет, когда увидит объем.

И он как будто бы даже уговаривал меня сократить, объясняя, что понимает, конечно, опасность – повесть может пострадать, лишнего там ничего как будто бы нет, – но все же нужно бы мне на это пойти.

– В журнале вы, конечно, напечатаете все, для журнала такой объем в самый раз. Но для вас очень важно напечататься сначала у нас в газете, это ведь такая авторитетная трибуна…

Я не верил своим ушам: неужели может так быть? Он действительно как будто даже уговаривал меня, и он смотрел на меня с уважением.

И… я согласился и немедленно принялся за сокращение.

Поражение

Увы. И эти хлопоты оказались пустыми. Не буду утомлять описаниями новых переделок и чтений. Скажу только, что, по словам заведующего того отдела, по которому теперь шла «Высшая мера», все замы были «за». Повесть оказалась у главного. Тот прочитал и сказал одно только слово: «нет».

Дальше идти было некуда.

Дал я рукопись – последний из «длинных» вариантов – в один «толстый» журнал. Она там тоже «очень понравилась». Сказали: «Ждите. Будем думать, как быть с вашей повестью». Но главному редактору читать почему-то не давали…

Повесть «Высшая мера» (как и роман «на молодежную тему», как повесть, отвергнутая одним «доброжелательным критиком», как многие рассказы) везде нравилась, везде оценивали ее «по большому счету», говорили, что это «очень нужная и очень современная литература факта», но… не печатали.

Произошло, правда, важное событие в моей жизни: от Союза писателей дали квартиру «за выездом». Отдельную однокомнатную квартиру. В старом доме, но вполне приличную и в хорошем районе. Ну, теперь-то мы поработаем, утешал я себя.

Переехал я в конце октября, а в один из декабрьских вечеров раздался звонок в дверь, и в мою новую квартиру вошел… Каспаров! Виктор Каспаров, один из главных героев повести моей, упорный правдоискатель, защитник несправедливо осужденного Клименкина! Он был не один, с Василием Железновым, тоже участником событий, упомянутых в повести.

– Я приехал за помощью, Юрий Сергеевич, – сказал он, и только тут я увидел странное какое-то выражение на его лице. – На меня наклепали дело. За мной охотится прокуратура… Нужна ваша помощь.

Часть пятая. Надежда

Месть

Никогда сокрытие мрачной правды