Не упыри - Светлана Талан

– Дети и так нас не забывают.

– Нет, это совсем другое. Хорошо, конечно, что они приезжают к нам по очереди, но я хочу, чтобы хоть раз за наш стол сели все, в полном составе. Хочу полюбоваться красавицами-дочками и невестками, взглянуть в мужественные лица сыновей и зятьев, увидеть, ладят ли между собой внуки и внучки.

– Может, так и случится, – говорю я.

– Жизнь бежит быстрее горного ручья, а наши дети – мерило прожитых лет…

Я заметила, что в последнее время мы с Романом все время вместе. Вместе просыпаемся, рассказываем друг другу, кто как провел ночь, кому что снилось, у кого что болит. Вместе кормим скотину, потом идем в сад. Роман внимательно осматривает каждое деревце, прикидывая, сколько на нем будет плодов, и не надо ли осенью спилить какую-нибудь усыхающую ветку. Мы вместе любуемся цветами, которых полным-полно в нашем саду. К нам идут со всех концов села: то за рассадой, то за семенами, а иной раз и сами несут что-нибудь новенькое для посадки. Наш сад утопает в цветах с ранней весны до самых морозов, поэтому он похож на райский уголок. Мы вместе обходим свои владения, вместе завтракаем, вместе делаем все по дому и в огороде.

Роман стал плохо спать. Вот и этой ночью я слышала, что он только делает вид, что спит, чтобы не тревожить меня. Он несколько раз вставал с постели и глотал таблетки нитроглицерина. Я не могла уснуть, а он лежал на спине неподвижно, время от времени тяжело вздыхая.

– Ну, как ты провел ночь? – спрашиваю утром.

– «Не спалось мне. А ночь, как море», – ответил он словами классика.

– Тебе опять надо к врачу, – говорю я.

– Я всего месяц назад прошел курс лечения, – напоминает он. – И сейчас принимаю лекарства.

– А почему бы тебе не проконсультироваться с другим врачом?

– Ну что они могут сделать, если мой двигатель износился и начал давать перебои?.. Знаешь, Марийка, я сейчас почему-то все чаще вспоминаю детские годы.

– Странно, но я тоже. Может, и болезни к нам привязались, как августовские мухи, потому что не было у нас детства? Постоянно недоедали, недопивали и спину гнули с малых лет.

– Работали мы с тобой, дорогая, всю жизнь, отдавали себя работе без остатка, а пенсии у нас такие, что стыдно кому-нибудь признаться, – говорит Роман. – Те лодыри, что задницы просиживали дома на диване, получают столько же, сколько и мы. Разве это справедливо?

– Еще и смеются над нами! – добавила я. – А мы чужим детям больше времени отдавали, чем своим.

– А этот статус детей войны! Назначили доплату к пенсии, а это никакая не доплата, а чистая показуха. Потому что мы и не видели ее и, скорее всего, уже и не увидим.

– Как и «Юлину тысячу», – с горечью добавила я. – Зарегистрировались, а очередь в тесном и душном помещении я выстоять так и не смогла. Это я виновата: не выдержала.

– Не попрекай себя, – пытается утешить меня Роман. – Разве ты виновата, что государство нас обмануло, украв все наши сбережения?

– Жаль денег, – говорю я. – Разве забудешь, как отказывали себе во всем, старались хоть что-нибудь сэкономить на всякий случай? А оно вон как повернулось… Иной раз даже плакать хочется!

– Ничего, переживем, – посмеивается Роман. – И не такое пережили!

Мы идем в кухню. Я начинаю готовить суп, Роман бреется. Потом мы вместе завтракаем и выходим во двор. Роман выпускает из сарая кур, я их кормлю. Он хватается за ведра, чтобы идти по воду.

– Бери одно ведро, тебе нельзя, – напоминаю я. – Второе я и сама принесу.

– У тебя астма, – возражает Роман. – Тебе тоже нельзя поднимать тяжести.

– Тогда носи по одному.

– Хорошо, – вроде бы соглашается Роман.

Соглашается, но все равно берет два и уходит, потому что не умеет ничего делать вполсилы. Наливаем воды курам и собаке, берем сапки и вместе идем в огород.

– Будем работать, пока солнце не начнет припекать, – говорит Роман.

– Ну конечно, – киваю я.

– Добрый день, соседи! – здоровается с нами Марина Иосифовна.

– И вам также! – отвечаю я, подходя к низенькой оградке на меже, разделяющей наши огороды. – Как себя чувствуете? Как здоровье?

– Слава Богу, держусь. А я как раз надбавку к пенсии получила как дитя войны, – сообщает соседка. – Целых две тысячи гривен; правда, это за полтора года.

– А нам почему-то не дали.

– А вы думаете, мне бы дали, если б я сама не подала исковое заявление в суд? Это мне сваха подсказала, что надо делать.

– И что же? – поинтересовалась я.

– Сначала поехала я в приемную соцпартии. Там юрист сделал все расчеты и составил заявление. Потом я подала иск в суд на пенсионный фонд. Дальше было заседание, после которого фонд подал апелляционное заявление, и уже потом принесли деньги. Открывают, дорогие соседи, тем, кто стучится. Вот так! – заключила соседка, напуская на себя многозначительный вид.

– И сколько же вся эта песня заняла времени? – спрашивает Роман.

– Почти год. А что поделаешь? На все про все пришлось потратить двести пятьдесят гривен, зато и получила я две тысячи. Теперь буду подавать исковое заявление с требованием выплатить за прошлый год.

– Спасибо за информацию, – говорю я.

– Так вы как, будете судиться или нет? – спрашивает соседка.

– Мы подумаем, – говорит Роман.

Вечером мы снова возвращаемся к этой теме.

– Не понимаю я политику нашей державы, – пожимает плечами Роман. – Сначала сами назначают доплату, принимают закон о детях войны, а потом ничего не платят. Почему люди должны мыкаться по судам? Разве судьям больше нечего делать?

– Видишь, соседка все-таки добилась своего, – рассуждаю я. – Может, и в самом деле поехать и подать заявление?

– Ты как хочешь, Марийка, а я никуда не поеду.

– Это почему же?

– Никогда я ни у кого ничего не просил, и сейчас не хочу ходить по кабинетам с протянутой рукой, как какой-то нищий.

– Это я хорошо знаю, – говорю я. – Помнишь, когда ты был директором школы, а у наших мальчиков не было лыж?

– Ты тогда попросила принести пару лыж из школы – в те времена полагалось иметь их на каждого ученика, а я отказал, – вздыхает Роман.

– Ты мог бы попросить завхоза списать лыжи и отдать их мальчикам, но ты заявил, что не станешь обкрадывать государство и учеников.

– Верно, – говорит Роман. – Зато моя совесть чиста.

– А однажды я попросила тебя поменять наши новые вафельные полотенца на махровые – те, что в школе получили для летнего лагеря, – напоминаю я.

– И я на тебя накинулся. Извини, но это было бы нечестно по отношению к ученикам.