Забытые кости - Вивиан Барц
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Этот же самый вопрос задавал ему Джейк. Как бы он хотел быть с Джейком, а не с этим психом… Уголки его рта опустились. Разгоряченное, онемевшее лицо кололи иголки – то огненные, то ледяные. То же происходило с руками и ногами.
В голову взбрела странная мысль: если б кто-нибудь вошел в комнату в этот самый момент и предложил ему миллион долларов за простую задачу – поднять руку, он не заработал бы и гроша.
– Ладно; ты, наверное, слишком расслаблен, чтобы кивнуть. Вообще-то, в детстве я никогда особо не задумывался о судьбе, но после того, что случилось в тот день в сарае с Ленни… – Милтон застенчиво улыбнулся. – Должен признать, я проникся верой.
Тяжелые, как бетон, веки закрылись, и голова наклонилась вперед.
Так приятно отдыхать, как будто ложишься в теплую ванну, как будто устраиваешься уютно на облаке, как будто…
Шлеп.
– Просыпайся, очнись!
Эрик быстро моргнул, в глазах затуманилось. Когда взгляд прояснился, он увидел склонившегося над ним Милтона, чья узловатая рука была готова снова ударить его наотмашь.
– Сэр, вы ведь этого не хотите, – сказал Милтон.
Левая сторона лица пульсировала, как и ухо, в котором еще стоял звон. Он не хотел, чтобы Милтон ударил его снова – говнюк бил больно, – но еще меньше он хотел, чтобы Милтон принял более решительные меры, чтобы удержать его в сознании. Вырванные плоскогубцами ногти или веки, отрезанные и скормленные цыплятам…
Да, провоцировать Милтона себе дороже.
Старик вернулся на свое место и продолжил, будто и не было никакой паузы:
– Однажды – и вот тут-то и начинается роль судьбы, так что будь внимателен – мы с братом играли на улице в прятки. Мне было лет одиннадцать или двенадцать, Ленни – в детсадовском возрасте.
Эрик почувствовал, как в его горле закипает безумное хихиканье, смех сумасшедшего. Он сказал «в детсадовском возрасте»? Но смех быстро умер.
Снова навалилась ужасная сонливость, мучительная усталость. Эрик физически жаждал отдыха. Он позволил векам закрыться. Всего на секунду, раз-два, чтобы успокоить глаза.
Вот только Милтон был против. Он поднялся со своего места еще до того, как Эрик понял, что начал дремать, сжал пальцами кожу на внутреннем сгибе его локтя и закрутил ее так, что по руке потекла кровь.
Эрик вскрикнул и очнулся.
– Ты же на самом деле не хочешь, чтобы я снова вставал? У меня ужасно болят суставы, и я из-за этого становлюсь раздражительным. Больше не надо, понял?
Эрик застонал в знак согласия.
Добившись от него внимания, Милтон кивнул, вернулся на свое место и продолжил:
– Ленни всегда жульничал в прятки, так что на игру это было не очень похоже. Мы вроде как дурачились в тот день, убивали время до ужина. Мама сделала выпечку, и Ленни постоянно скулил, говорил, что сходит с ума от запаха. Играть он не хотел – голодный, он всегда вел себя как младенец, – но я пообещал ему свой кусок пирога, если он выиграет. Лимонный пирог – он больше всего его любил.
Эрик моргнул, чтобы показать, что он слушает.
– Ленни, эта бестолочь, никогда не слушал, что ему говорили. Отчим сколько раз предупреждал его – мол, держись подальше от участка Николов; даже один раз отшлепал хорошенько, чтобы не забывал…
Милтон рассеянно почесал затылок, уставившись в пространство и негромко мыча.
Горят огни, но что ж никто не пашет, пробредил Эрик и снова поймал себя на том, что едва сдерживает смешок.
Через некоторое время Милтон снова повернулся к нему:
– Знаешь, он так странно вел себя с детьми… Уэйн Никол. Черт возьми, давай просто назовем его тем, кем он был, – растлителем малолетних. Не знаю, насколько развращен был Джеральд, но невинные в тюрьму не попадают. Мэри – это жена Уэйна, мать Джеральда – никогда детей не трогала, но, думаю, знала, что происходит… Ты слушаешь меня, сынок?
Эрик широко раскрыл глаза и быстро заморгал. Да, он слушает. Еще бы, твою мать, нет.
Милтон удовлетворенно хмыкнул и продолжил свой рассказ:
– Лично я не думаю, что у Мэри когда-либо было все в порядке с головой. Я имею в виду, она тугодум, – сказал он, постукивая себя по виску. – И я думаю, что Уэйн воспользовался этим и заставил ее раболепствовать перед ним. – Он поднял брови и посмотрел на Эрика. – Держу пари, ты не думал, что такой старый пень, как я, знает такое мудреное слово, как раболепствовать, признайся?
– Гаааахх…
– Мэри сейчас в хосписе, на содержании у государства. Сидит весь день в своем собственном дерьме, ждет, когда какой-нибудь санитар с минимальной зарплатой обратит внимание и сменит ей подгузник. – Милтон подался вперед. – Если мне когда-нибудь станет так плохо, сынок, я могу только молиться, чтобы кто-нибудь вывел меня на задний двор и всадил пулю в голову. Хотя, думаю, рак позаботится обо мне задолго до того, как в этом возникнет необходимость.
Милтон откинулся на спинку стула и сцепил руки.
– Я снова отклоняюсь от темы. В любом случае, люди в городе пользовались эвфемизмом – вот тебе еще одно мудреное слово, сынок. – «Он так странно ведет себя с детьми… Странно», – так они говорят, и еще такой жест делают. – Он покачал рукой взад-вперед.
Эрик зажмурился, а потом открыл глаза, давая понять, что вникает. Подавил кашель, но в горле снова пересохло.
– Он странно ведет себя с детьми. Да, вот так все говорили. Но я не видел ничего странного в том, что происходило по соседству. Думаю, что все в Перрике немного виноваты в том, каким стал Джеральд. Виноваты, что не вмешивались. – Старик вздохнул. – Но в те времена все было по-другому. Люди не совали свой нос в чужие дела.
Эрик начал ощущать неприятный зуд в шее, распространявшийся все дальше вниз, и это вселяло в него надежду.
Он оживал.
– Моя мать была очень похожа на Мэри Никол в этом отношении – всегда смотрела в другую сторону, если дело касалось отчима, когда он меня избивал. Хотя, думаю, он и ее пару раз хлестнул ремнем. Ему нравилось всегда держать нас немного в страхе. Человек он был злобный, как гремучая змея. Но благодаря ему мы не ходили в рванье, и на столе водилась еда, а для моей матери этого было достаточно.
Эрик снова попытался пошевелить большим пальцем ноги; на этот раз отозвались все.
Боль на внутренней стороне локтя тоже усиливалась.
Он перевел взгляд, чтобы оценить ущерб, причиненный Милтоном, когда тот ущипнул его, и увидел тоненькую струйку крови.
«Как мне выбраться отсюда? – спросил себя Эрик и тут же ответил: – Без шансов». Он чуть не расхохотался. Но ограничился ленивой усмешкой. Наркотики, конечно, почти вырубили тело, но разум действовал. Хорошо действовал.
– Ленни, думаю, был слишком мал, чтобы понять все эти дела с Николами, о которых я сейчас говорю, поэтому и спрятался, не подумав, в их сарае.