Завещание Шерлока Холмса - Боб Гарсиа

Я зажал рот рукой, чтобы не закричать. Но зрелище, открывшееся моим глазам, не было ужасным, скорее даже приятным.

Я увидел самое красивое и светлое создание, какое мне доводилось видеть. Женщина необыкновенной красоты, одетая, как принцесса из сказки, стояла посреди гостиной, окруженная почти нереальным светом. Рыжие волосы каскадом спадали на изящные плечи. Тело, обнаженное, как в запретном сне, было совершенно. Никакой художник, скульптор, никакой мастер в мире и представить себе не мог такой гармонии изгибов и пропорций. Нет такого слова, чтобы передать полноту этой картины. Только высшее существо могло создать такое чудо. Но у меня появилось странное чувство, будто я видел это создание в другой жизни.

Она повернулась и оказалась напротив меня. На короткое мгновение мне показалось, что она направляется к моей комнате. Но нет. Просто оптический обман. Она не могла меня видеть. Лучезарная улыбка осветила ее лицо. У нее не было возраста, не было прошлого. Она символизировала вечную юность. Ее глаза сверкали как два изумруда. Она была похожа на великолепную Ирэн Адлер. Но это не она. Эта женщина пришла из другого мира. Была ли она призраком? Или одним из двойников, в существовании которых нас убеждал Кроули?

Внезапно небесное создание сделало несколько шагов в сторону и скрылось из поля моего зрения. Она заметила мужчину, который сидел в кресле спиной к ней. Я понял, что она заговорила с ним. Он поднялся, потянулся и повернулся к моей двери, и я рассмотрел его лицо, когда оно озарилось светом свечи.

Холмс!

Не говоря ни слова, он взял коричневатый каучук и вытянул левую руку. Его вены были усыпаны крошечными темными точками. Профессиональным движением он затянул жгут. Его вены вздулись. Он взял шприц и ловким движением вонзил иглу.

Я не смог сдержать сдавленного крика. Холмс и прекрасное создание резко повернулись к моей двери.

– Проклятие! – вскричало создание. – Кто-то наблюдает за нами!

Холмс выронил шприц, тот разбился. Он выбежал из комнаты, будто боясь чего-то.

Девушка подошла к моей двери. Я так и стоял, согнувшись вдвое, по спине пробежал холодок, я не мог двинуться с места. Она, как безумная, пристально смотрела на меня. Я дрожал с ног до головы. Она схватилась за ручку двери, безуспешно пытаясь проникнуть в мою комнату.

Внезапно из ее груди вырвался хриплый стон, хрип, будто она задыхалась. Она забилась в конвульсиях, охваченная яростным спазмом, пыталась распрямиться и смотрела на меня теперь с яростью, исказившей ее лицо.

Я до крови искусал губы, чтобы не взреветь от того, что я видел. Создание расслабилось. Ее кожа увяла, позеленела, прорвалась в нескольких местах, обнажив кость, распространяя смрад, настолько омерзительный, что я не мог больше дышать. Я видел, как ее черты превратились в гнилой вонючий ком, сначала показался череп, потом позвонки и ребра. Ее гнилой живот разорвался.

Я стоял, охваченный ужасом, как в тех кошмарах, когда знаешь, что нужно бежать без промедления, но вдруг коченеешь, парализованный неимоверным ужасом.

Жидкость просочилась под мою дверь, кипящая, как змеиная слюна. Она разлилась вокруг меня, как заразная болезнь. Это была не кровь, а тошнотворная желчь, гниющая смесь самых отвратительных миазмов.

Вздрогнув, я проснулся. Ледяной пот покрывал мое лицо и тело. Тошнота подступала к горлу. Все это казалось таким реальным.

Этот кошмар содержал в себе элементы моих прошлых снов. Действующие лица и ситуации необязательно были теми же, но сообщение, адресованное моему подсознанию, было неизменным: страх, неконтролируемый и непонятный страх. Страх чего-то близкого, обычного. Я чувствовал опасность всеми фибрами души, не будучи в состоянии определить и назвать ее.

Холмс был как-то связан с этим страхом. Но был ли он жертвой или виновным?

С лестницы донесся знакомый шум.

– А вот и Лестрейд, – заметил я.

– Нет, – ответил Холмс, – это определенно Самюэль Боктон, директор «Фантастики».

– Откуда у вас такая уверенность?

Ему не хватило времени ответить мне. Дверь гостиной отворилась, и на пороге возник Самюэль Боктон, сопровождаемый, словно тенью, раскрасневшейся миссис Хадсон.

– Этот господин… – начала наша хозяйка, прижав кулаки к бедрам и опустив глаза на грязные ботинки нашего посетителя.

У Боктона был взгляд загнанного волка. Его кожа казалась бронзовой. В правой руке он держал конверт. Я еще никогда не видел его в таком возбуждении.

– Пришло с курьером! Сегодня утром! Это ужасно!

Холмс указал на кресло.

– Что произошло?

Боктон попытался восстановить дыхание. Он протянул конверт Холмсу.

– Читайте!

Мой друг начал читать.

«Моя работа подходит к концу. Завтра, в воскресенье, я нанесу последний удар. Когда я войду в комнату, будет полная луна. У меня будет впереди вся ночь, чтобы исполнить мою прекрасную работу. Луч бледного света осветит ее красивое лицо. Я посмотрю на нее в последний раз, как смотрел на всех остальных. Я снова увижу испуганное лицо маленькой Мэри Кинсли, пятерых сирот, бедной старушки Эммы Варне, дочери леди Барнингтон и прекрасного малыша судьи Ричмонда.

Я медленно введу в ее вену парализующий яд. Укол, возможно, разбудит ее, но она не сможет ни крикнуть, ни позвать на помощь. Будет слишком поздно, яд уже подействует. Она откроет глаза, ошалелым взглядом посмотрит на меня. Она все поймет, но будет нема, будто принимая свою жестокую судьбу.

Она не будет мучиться, по крайней мере, не будет мучиться сильно. В любом случае она не сможет это выразить».

Холмс сглотнул и продолжил бесцветным голосом:

«Затем я положу ребенка ей на живот. Ужас сведет ее лицо. Быть может, это заставит ее в последний раз вздрогнуть. Инстинкт сохранения, а также материнский инстинкт. Что бы там ни было, я сделаю ей следующий укол. Я всегда смогу успокоить ее, если первой дозы окажется недостаточно.

Я подложу много подушек под ее голову, чтобы она смогла наблюдать за медленной агонией ее ребенка, как за спектаклем. Какую прекрасную сцену я предложу ее вниманию! Надеюсь, она будет мне признательна. Мне, которому не суждено было увидеть, как рождается мой собственный ребенок.

Конечно, я не забуду взять немного ее крови и перелить в сосуд, ведь я проделывал это и с другими. Это позволит мне любоваться моим творением до конца моих дней.

Наконец, завершив дело, я выйду сквозь стену в пустоту моего существования.

После моего ухода несчастная всю ночь будет истекать кровью, окруженная тишиной и парализованная страхом, созерцая свой вспоротый живот.