Кафедра - Андрей Житков

— Ну ладно, — сдался Александр Антонович, — только чуть-чуть.

Ректорская “Волга” с шофером поджидала Александра Антоновича у подъезда.

— Доброе утро, Александр Антонович, — приветливо улыбнулся водитель, распахивая дверцу перед ректором.

— Доброе, Миша, — кивнул Александр Антонович и посмотрелся в зеркало, поправил дорогой галстук. — Как я сегодня, ничего?

— Очень даже ничего, — одобрительно заметил Миша, отъезжая от тротуара.

— Вот-вот, мне и надо быть ничего, потому как начальство это очень любит, — усмехнулся ректор.

— Эт… точно, — поддакнул шофер. Он, ловко лавируя между припаркованных машин, проехал по дворам и выскочил на гудящий, как потревоженный улей, Ленинский.

Неожиданно под капотом что-то громко застучало. Миша обозначил сигнал поворота, причалил к тротуару и растерянно посмотрел на Александра Антоновича. Ректор глядел на водителя недобро.

— Что за дела?

— Александр Антонович, недоразумение какое-то. Механики только позавчера смотрели. Вы сказали…

— Что я сказал? — раздраженно перебил Александр Антонович. — Что мне придется мотаться по городу и области и машина должна работать как часы, это я сказал? Все это иначе как вредительством и назвать нельзя! Почему вы лично не проверили машину? — Александр Антонович, сторонник демократичных, “тыкающих” отношений с подчиненными, всегда переходил на “вы”, когда начинал серьезно злиться.

Миша кивнул, низко опустив голову.

— Немедленно устранить неполадку! — приказал Александр Антонович.

Миша пулей выскочил из машины, поднял капот, стал рыться во внутренностях “Волги”. Ректор включил приемник и стал слушать последние известия.

Время шло. “Волга” не чинилась. Александр Антонович посмотрел на часы, выбрался из машины, наклонился к водителю.

— Ну, что там у тебя? Долго еще?

Миша поднял на ректора испуганные глаза. — Ничего не понимаю — мотор надо перебирать!

— Ну вот что: ты, когда починишься и в гараж приедешь, передай своим механикам, что они уволены с позавчерашнего числа, когда они под водку ректорскую машину чинить пытались. Понял? А тебе последнее китайское предупреждение, и никаких премий в этом квартале! — ректор шагнул на тротуар.

— Александр Антонович, может, вам по”сотке” запасную машину вызвать? — пролепетал испуганный водитель.

— Я людей от работы отрывать не буду, — строго произнес Александр Антонович. — А ты работай-работай, не отвлекайся, и он быстро зашагал по направлению к метро.

Час пик был в самом разгаре, и народу было — не протолкнуться. Александр Антонович, предусмотрительно переложив бумажник и сотовый телефон во внутренние карманы, ринулся в толпу. Людской поток подхватил его, понес. Его втянуло в самую гущу. Пробка перед эскалатором росла. Люди едва двигались, мелко перебирали ногами, покачиваясь из стороны в сторону. Про себя Александр Антонович ругался матом, кляня шофера, механиков, начальника гаража и вообще всех, кого только смог вспомнить. Вдруг ректор почувствовал легкий укол в левом боку, будто кто-то проткнул его пальто и пиджак тонкой иглой. Он дернул боком и обернулся. Сзади семенила симпатичная, ярко накрашенная блондинка. Она виновато улыбнулась ему: что поделаешь — тесновато! Ректор подумал, что лицо девушки чем-то ему знакомо. Наверное, какая-нибудь из их бывших студенток. Наконец-то он шагнул на эскалатор, и девица вылетела у него из головы.

Александр Антонович встрепенулся: на соседнем эскалаторе, который поднимался вверх, стоял господин Бадаев собственной персоной. На нем был утепленный плащ, на голове фетровая шляпа. Увидев Александра Антоновича, он заулыбался, приподнял шляпу.

— Добрый день! Как ваше здоровье? Как Маргарита Сергеевна? — спросил он, проплывая вверх.

— Спасибо, все, слава богу, ничего! — растерянно пробормотал ректор.

Бадаев еще раз приподнял шляпу и отвернулся. Александр Антонович растерянно смотрел ему вслед. Как же так?! Ведь это тот самый человек, который стал виновником всех последних университетских бед! Вот он, в каких-нибудь десяти шагах от него! Он внедрил на экспериментальную базу девицу, он украл государственные секреты на сумму, которой хватило бы, чтобы обеспечить университет всем необходимым на год вперед! Надо закричать караул!, позвать милицию… Александр Антонович опомнился. Ведь Лину, представив своей племянницей, внедрял он, а не Бадаев. Бадаев вообще все это время стоял в стороне, прикидываясь “эфэсбэшником”, слугой закона, иногда приподнимая шляпу, вот как сейчас. И хватать-то надо не его, а уважаемого Александра Антоновича, ректора технического университета.

От нахлынувших мыслей Александру Антоновичу стало душно. Он ослабил галстук, расстегнул верхнюю пуговицу на рубахе. Это не помогло. Ноги сделались ватными. Люди перед глазами зашатались, как пьяные, “поплыли”, теряя очертания, норовя перевернуться на бок. Прежде чем потерять сознание, Александр Антонович успел подумать о договоре с “Росвооружением” и приеме у министра. Падая, он отрыгнул маргеланской редькой. “Ой, как неприлично, люди смотрят!”— и напоследок вспомнил, где он впервые увидел прелестную блондинку.

Над Александром Антоновичем склонился народ.

— Мужчине плохо! Врача! Врача! Кто-нибудь, вызовите “Скорую помощь”!

В ректорском кабинете было полно народу. Проректора и начальники служб сидели, стояли, расхаживали из угла в угол, разговаривали, шептались друг с другом — в общем, маялись. Александр Антонович опаздывал на совещание уже на двадцать пять минут. Все про себя поминали заезженную фразу: “Начальство не опаздывает, оно задерживается”, но, на самом деле, все это уже было неприлично — Калерий Самсонович никогда себе такого не позволял!

Ольга Геннадьевна Игонина нервно теребила ручку, откручивая и закручивая колпачок.

Дверь отворилась и вошла секретарша Леночка. Лицо у нее было бледным и растерянным.

— Там это… звонят из больницы… Они говорят, Александр Антонович…

— Что, Александр Антонович? — хором спросили почти все.

— Умер, — произнесла Леночка, пожав плечами. — Может, это другой Александр Антонович?

— Что? Где? — Игонина бросилась к телефону в приемной, схватила трубку. — Алло, алло, говорите! Объясните, что случилось! Назовите фамилию! Так, так! — лицо Ольги Геннадьевны пошло пятнами. Проректора и начальники служб из ректорского кабинета потихоньку переместились в приемную, обступили Игонину.

Ольга Геннадьевна положила трубку на рычаг и сказала упавшим голосом: “Ему стало плохо в метро. Сердечная недостаточность. Они, как всегда, не успели,”— после чего бурно разрыдалась. Все подавленно молчали и прятали глаза.

Митя торопливо давил на кнопки телефонной трубки. Звонки срывались, и он нервничал. Своих девчонок он сам вчера отвез на дачу к Викиным родителям, велел сидеть в доме и не высовываться. С него, конечно, потребовали объяснений. Он неумело врал, будто у одной из отчисленных им девиц дружок оказался бандитом и стал угрожать расправой — случай, кстати, вполне реальный, прошлогодней давности, — и теперь он боится за них за всех. И теща, и Вика до смерти перепугались, стали его уговаривать немедленно позвонить в милицию. Он сказал, что давно уже позвонил, милиция на ногах, бандита ищут, Но на это надо время… — в общем, наврал с три короба, и при том — неумело. Теперь, если родственникам придет в голову мысль позвонить в милицию и справиться о несуществующем бандите, то, скорей всего, над ними посмеются, но это бы все ничего, не дай бог, заинтересуются его легендой!…