Ярость одиночества. Два детектива под одной обложкой - Алена Бессонова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Это то, что я нашёл в квартире Юли-костюмера.
На обрывке была запечатлена часть голой женской ноги от колена до паха и ползущая по ней шагающими пальчиками мужская рука. Обрывок, вероятно, являлся частью эротической фотографии.
Первой, его рассмотрела Ольга, передала Михаилу. Михаил мельком глянул и тут же задал Роману вопрос:
— Что думаешь?
— А что тут думать? Это фото часть откровенной фотосессии, которую Юльке устроил Ельник. Она незадолго до смерти позвала к себе квартирантку. Трудновато девчонке жилось на зарплату театральной обслуги. Ельник её не баловал. В свете того что рассказала квартирантка, нога принадлежит Юле, рука Ельнику. Подружка считает, что полное фото было более откровенным, причём не одно. Они возвращались домой после спектакля, и Юлька вынула конверт из почтового ящика. Когда вскрыла и увидела, сразу впала в истерику. Губы себе до крови искусала. Фотографии рвала истово, в клочья. Этот кусок сохранился, упорхнул под кровать.
— Почему ты думаешь, что рука принадлежит Ельнику? На ней вроде нет опознавательных знаков… — усомнился Исайчев.
— На ней есть часы. — нравоучительным тоном заявил Васенко и снисходительно в том же тоне продолжил, — с момента появления первых наручных часов и вплоть до сегодняшнего дня такой аксессуар показывается статуса его владельца. Статусный мужчина, придерживающийся канонов этикета, носит часы на левой руке. Больше вольностей себе могут позволить только представители творческих профессий. Они носят часы на правой руке, тем самым подчёркивая свою независимость от правил. Следовательно, перед нами рука творческого человека, если вы заметили она правая.
— Ну и? — усмехнулась Ольга, — это мог быть любой другой творческий человек или просто человек, которому удобно носить часы на правой руке.
— Вы как пьёте кофе, сударь? В какой руке держите чашку? — обратился Васенко к Исайчеву.
— В правой, — решительно ответил Михаил, — при чём здесь кофе?
— А притом! — продолжал потешаться над супругами Васенко. — Если вы, Михал Юрич, держите чашку в правой руке, и вдруг вам приспичило посмотреть время, а часы на этой же руке, ну и ко всему вы ещё опаздываете. Что делаете? А вот что: вы, машинально поворачиваете руку и, выливаете этот прекрасный плохо отстирывающийся напиток на костюм.
— Тьфу! — воскликнула Ольга, — типун тебе на язык…
— Я то тут при чём? — рассмеялся Роман, — Мишка костюм изваракает, а на меня «тьфу!» Интэрэсно… Я, сударыня, в этом случае сначала чашку поставлю, а потом на часы посмотрю.
Исайчев сурово глянул на жену и друга:
— Повеселились? Будет! Давай дальше… Согласен, творческий человек может куда угодно часы нацепить и ему наплевать на кофе. Хотя я никогда не задумывался почему сам ношу их на левой руке. Так, почему именно Ельник? В этом случае это мог быть другой человек из творческой среды.
— В день гибели, как вы помните, — продолжал Роман, — Ельник был задействован в спектакле «Додо». В нём он играл птицу. А птицы часов не носят. Поэтому перед спектаклем Сергей Миронович снял их и оставил на столике в гримёрной. Юлька, узнав о гибели возлюбленного, тайком взяла их на память. О чём поведала квартирантке. Часы у Юльки и часы на обрывке фотографии тождественны, — ехидно хмыкнул Васенко, — всё элементарно Ватсон.
— В связи с этим, что ты предполагаешь, Холмс? — поинтересовалась Ольга.
— Фотографии в почтовом ящике для чего? Шантаж! Её кто-то шантажировал или собирался шантажировать. Кто не знаю. Думаю, Уварова. Иначе она бы к ней не ворвалась в палату. Юлька росла в убогой семье и выйдя замуж за Ельника, думала, что вынырнет из болота, а оказалось совсем, совсем наоборот… Мало того, Уварова планировала топить её дальше. Затоптать так, чтобы головы не подняла. В театре все знали о разводе Ельника с женой. Наш герой сам об этом раззвонил. Посему вдовой назначили Юльку. Ясно, что Любовь Петровна не могла этого перенести. Те, кто был на кладбище рассказывали, как Уварова вела себя на похоронах: с удовольствием выслушивала соболезнования, плакала навзрыд, смеялась невпопад, изображала истерику. В общем, показывала все атрибуты горя настоящей вдовы. Как оказалась она таковой и была. Вернёмся к фотографиям… Думаю в свете информации, почерпнутой господином подполковником у Галиулина, Любовь Петровна намерена была использовать Юльку в банном деле. Кадры-то поредели. Не думаю, что студентки Ельника без него захотели бы продолжать бизнес педагога. Стрёмно как-то…
Исаичев опустился пониже в кресле, почти лёг, скрестил руки на груди, и смежив веки, произнёс раздумчиво:
— Согла-а-асен. Ельник и Уварова организовали преступную группу: они подкладывали девчонок, под богатых облечённых властью мужиков, а потом шантажировали и тех и других. Ельник обольщал и набирал компромат. Уварова принуждала и собирала бабло.
— Вывод, ребятки, однозначный, — подвела итог Ольга, — теперь понятно откуда у этой пары средства на приобретение недвижимости. Круг подозреваемых расширяется. Думаю, его «курочки-студентки» не все с удовольствием исполняли роль жриц любви.
Роман одним рывком вырвал тело из мягкого кресла и пошёл по комнате размахивая руками:
— Ну мы влипли! Получается его могли хлопнуть его же студентки или студенты, коих он заставлял на себя работать. Вы себе представляете объём разработок? Ельник преподавал на театральном факультете семь лет! Кошмар! Мы до пенсии будем копаться…
Исайчев тоже покинул кресло, подошёл к изящному резному буфету, достал из его недр пузатую бутылку коньяка и три тонкие хрустальные рюмочки, предложил:
— Давайте, други мои, выпьем за ту тропку, по которой мы побежим и найдём, наконец, злодея. Она сейчас у нас чуток прорезалась сквозь заросли чертополоха.
— Смотрите, что получается, — сказала Ольга, принимая из рук мужа рюмку, — в группе Ельника четырнадцать-пятнадцать студентов. Больше они не набирают. Мастер ведёт группу от начала до конца. За семь лет — это больше ста человек. Я не думаю, что Сергей Миронович рисковал привлекать студентов из других групп. Можно, как водится, и голой задницей в сугроб. Из всей этой массы надо выделить тех, кто остался в Сартовских театрах, а их в городе два — театр драмы и юного зрителя. Изымаем также обиженных, которых отчислили по разным причинам и первокурсников. Они у Ельника только начали учиться. Мэтр пристраивал к своему бизнесу только старшеньких, чтобы попользоваться и сразу распихать кого куда. Мальчишек с нормальной ориентацией тоже отметаем. Они за такое предложение убить могут. Тут же на месте. Эти не пойдут гайки отвинчивать. По моим предположениям остаются здешние и выпускная группа, а это около десяти… Давайте