Между Амуром и Невой - Николай Свечин

— И сколько в год собираете налога? — снова не очень уместно поинтересовался Челубей.

— Я сейчас не помню, — недовольно ответил Фашши. — …У полковника Потулова, в частности, приобретаем солонину, сухари, крупы и муку. Этой весной он приехал сюда играть в карты. Такой честной игры, как у нас, нет больше нигде в мире — по понятным причинам. А полковник профессионалист в этом деле и часто выигрывает значительные суммы. Но в этот раз ему не повезло: он продул, и значительно больше, чем привез с собой. Поэтому полковник послал на Кару записку, а сам остался нашим гостем. Только когда пришел транспорт с мукой, Потулов вернулся к своим обязанностям начальника Нерчинского каторжного района.

— А князь Витгенштейн тоже в картишки перекидывается? — спросил Лыков.

— Нет, этот приезжает за золотом. Князь герой войны, дальний родственник вашего императора. И неудачный картежник. Царь дважды оплачивал его долги, а тот плодил новые. Говоря по правде, Витгенштейн — просто старый дурак, хоть и генерал-адъютант; а царь ваш скуповат. Поэтому Петра Львовича сослали на службу в Благовещенск, в место, где при всем желании нельзя потратить много денег. И негласно разрешили, для поддержания штанов с лампасами, скупать на Желтуге золото по дешёвке. По моим данным, Витгенштейн пользуется этим и покупает металл не только для себя, но и для одного из великих князей.

— Для кого именно? — не удержался и полюбопытствовал Лыков, хотя делать этого не следовало.

— Для Владимира Александровича, — без запинки ответил Фашши и с интересом поглядел на Алексея. — А почему это вас интересует?

И Лыков, смутившись, переменил тему.

— У нашего хозяина, господина Лобова, с начала этого года пропали два подряд золотых курьера, везшие в столицу купленное у вас золото. Мы прибыли, чтобы разобраться в этом ребусе. Нет ли у вас каких сведений об этом, или пусть догадок?

— На эту тему лучше поговорить с министром внутренних дел. Он, кстати, скоро появится… От себя же скажу, что нас самих эти пропажи ставят в трудное положение. Мы добываем золото для того, чтобы его продавать. Китайцы рано или поздно нас раздавят; надо успеть разбогатеть, чтобы было с чем убегать… Поэтому такие оптовые покупатели, как господин Лобов, берущие часто и по многу, для нас очень важны; нам крайне не выгодно прерывать с ним торговые отношения. А после второй пропажи он не купил у нас больше ни унции. Поэтому правительство окажет вам полное содействие в поиске злоумышленников, и виновные будут наказаны. Вот, кстати, и наш эм-вэ-дэ…

В коридоре послышались тяжёлые шаги, дверь отлетела, как бумажная и в кабинет президента вошел Прокудин.

Лыков редко встречал таких людей, хотя великанов и богатырей повидал немало, а некоторым из них при знакомстве свернул шею. Но Прокудин был особенный. Ростом с того же Коську-Сажень, он был, в отличие от него, гармонично и пропорционально сложен. Очень большой, огромный, широкий в кости; плечи — от стены до стены, а кулаки, без преувеличения, с голову взрослого человека. И при этом — умный цепкий взгляд, высокий лоб, вьющиеся до плеч черные с проседью волосы и жесткая складка между бровей. Одет министр был в старательские брюки из генуэзской ткани на помочах, с оловянными клёпками на карманах и ширинке, и в красную гарибальдийку.

Прокудин поздоровался с гостями, при этом их нехилые кулаки утонули в его ручище.

— Мы ждали вас, господа, и провели собственное расследование, — сказал он, усаживаясь. — Обоих пропавших ваших курьеров подбирал Саблин. В январе это был некий Карандасов; мы не успели его подробно узнать, он прожил здесь недолго, но ничем плохим зарекомендовать себя не успел. Зауряд-прапорщик из Кавказского корпуса. Сдал экзамен на подпоручика пограничной стражи и вступил уже в командование постом, как вдруг результаты экзамена пересмотрели, и его опять — в унтера. Он обиделся и ушел в Желтугу. Опытный человек, не пьяница; знает, чего хочет. Карандасов подрядился курьером сразу на три ходки, чтобы осесть потом с заработанным капиталом на Кавказе. Что он украл ваше золото — не верю; он не уголовный с чужим паспортом, найти его легко, и он это понимал. Второй курьер, в марте — тот вообще итальянец, Пьетро Буссиеста, «браво», попавшийся на убийстве своего соотечественника в Николаеве…

— «Браво»?

— Да, так на Аппенинах называют наёмных убийц. У нас в России такой преступной профессии, слава Богу, нет и, надеюсь, никогда не будет. А в Италии «брави» существуют уже несколько столетий и помогают решать торговые и иные конфликты. Буссиеста получил восемь лет каторги, бежал, пробрался к нам. Мыл здесь золото, правда, не очень удачно; очень скучал по своей Ломбардии и решил вернуться, подработав по пути «золотым фельдъегерем». Он так же не мог сбежать с вашим грузом: плохо знает язык и не имеет на Руси никого знакомых. Думаю, за это его Саблин и выбрал. Кроме того, Пьетро смелый человек и великолепный стрелок, и умеет за себя постоять.

— А какие-нибудь подозрительные люди, странные события?

— Ничего. Мы сломали голову, но ничего не обнаружили. Правда, оба раза здесь находился человек от Бардадыма, Юс Маленький; но он здесь часто бывает, и с хозяином, и без. Слышали о нем? Опасный человек. Я никого никогда не боялся, и его, конечно, тоже, но без крайней нужды связываться с ним не буду…

Дальше разговор зашёл о продолжении закупок Лобовым золота на Желтуге. У Якова и на это обнаружились полномочия, и Алексею осталась роль слушателя. Недашевский подробно расспросил президента с министром об условиях, скидках, дополнительных мерах безопасности, обсудил достоинства и недостатки обходного маршрута через Индийский океан в Одессу. Алексею почудилась, и уже не в первый раз, какая-то заостренность челубеевского интереса на теме оценки потенциала золотоносного района Желтуги. Руководители республики умело обходили этот вопрос стороной, но было заметно их нарастающее раздражение. В конце концов, Прокудин прямо обвинил Недашевского в, как он выразился, подозрительном вынюхивании, и прервал разговор.

До конца дня Лыков оказался представленным сам себе. Челубей опять ушёл по своим секретным делам, не взяв его с собой. Выпив в ресторане у Руперта две чарки ханшина[155], Алексей отправился гулять по республике.

По случаю субботы на Миллионной улице было не протолкнуться, а калейдоскоп лиц превышал вообразимые пределы. Лыкову попались даже два японца с самурайскими мечами, и один совсем уж странный человек, смуглый, длинноволосый и замотанный в цветастую скатерть с бахромой. Вспомнив читаные в детстве романы Фенимора Купера, сыщик решил, что это, скорее всего, американский индеец. А именно гурон… Множество кабачков, портерных и кафе были забиты посетителями, которые расплачивались за выпивку песком или самородками: у каждого имелись при себе маленькие весы, и золото так и кочевало из рук в руки. Дома вскоре сменились палатками и простыми навесами с земляным полом, но на одном из них было написано на трех языках: «Лучшая дорожка для боулинга во всей Манчжурии», а на другом — «Галерея живописи». Обнаружились даже цирковая труппа с жонглерами и фокусниками, и зверинец! Уличные торговцы предлагали Лыкову жинг-зенг[156]и опиум. Гулящие женщины призывно тянули гостя за рукав, он лениво отмахивался, и жрицы любви мгновенно находили ему замену. Никто другой Лыковым не интересовался, зато он вертел головой, как птенец. Народ вокруг веселился от души, но даже пьяные не буянили и не ругались — видать, строго их прищучил Пашка Прокудин. Показался по улице крупный парень с револьвером — здешний полицмейстер. Его дружески приветствовали, приглашали выпить; он всем улыбался, хлопал кого-то по плечу, но не пригубил ни капли и весьма строго посматривал по сторонам. Увидев незнакомое лицо, подошел и вежливо поздоровался, но взглядом быстро обнаружил на Лыкове оружие и напрягся. Алексей по-французски объяснил полицмейстеру, кто он и откуда взялся, и тот отправился дальше, пожелав гостю приятного времяпрепровождения.