Последний континент - Терри Пратчетт

— Ах, СУПОВИК. — До Ринсвинда постепенно начало доходить. — Ну конечно! Еще одна полуночная закуска, из тех, которыми питаешься, когда все остальное уже закрыто? И с каким же он мясом? Впрочем, забудь, глупый вопрос. Мне такая еда знакома. Если спрашиваешь: «А с каким ОНО мясом?» — значит, ты слишком трезв. Кстати, ты когда-нибудь пробовал спагетти с горчицей?

— А кокосовой крошкой это можно посыпать?

— Наверное.

— Спасибо, друг, обязательно попробую, — сказал караульный. — Но у меня для тебя есть и другие хорошие новости.

— Ты решил меня отпустить?

— О, ты, конечно, шутишь? Чтоб такой стреляный воробей, как ты, воспользовался моей помощью? Познакомься, это Грег и Вине, — он кивнул в сторону сопровождающих. — Чуть попозже они вернутся и закуют тебя в кандалы.

Караульный отступил в сторону. Его похожие на две стены помощники держали в руках цепь, наручники и небольшой, но на вид очень, очень тяжелый шар.

Ринсвинд вздохнул. Какие-то двери закрываются, а какие-то с лязгом захлопываются.

— Это хорошо, да? — спросил он.

— Ну конечно! — подтвердил караульный. — За это в твою балладу добавят еще одну строфу. И после Луженого Неда ты будешь первым, кого повесят прям в кандалах.

— А я думал, такой тюрьмы, которая могла бы удержать его, еще не построили, — заметил Ринсвинд.

— О, выбраться-то он выбрался, — ухмыльнулся караульный. — Но далеко не убежал.

Ринсвинд смерил взглядом железный шар.

— О боги…

— И Винc хочет знать, сколько ты весишь. Чтобы ты правильно упал, нужно вес цепей сложить с твоим весом, — пояснил караульный.

— А что, это так важно — как я упаду? — пустым голосом отозвался Ринсвинд. — Я ведь все равно умру.

— Это да, тут будь спок, но если он ошибется в расчетах, то у тебя либо шея станет шесть футов в длину, либо — только не смейся! — голова отлетит, как пробка!

— Здорово.

— Так случилось с Проныррой Ларри. Пришлось потом весь день шарить по крышам.

— С ума сойти. Весь день, говоришь? — Ринсвинд почесал в затылке. — Ну, я вам таких проблем не доставлю. Когда меня будут вешать, я уже буду далеко отсюда.

— Вот это мне нравится! — Караульный одобрительно хлопнул Ринсвинда по спине. — Биться, так до конца!

Со стороны горы под названием Винc донеслось утробное рокотание.

— Винc говорит, ты его очень обяжешь, если, когда он будет надевать тебе на шею веревку, ты плюнешь ему прямо в глаз, — перевел караульный. — Будет что порассказать внучатам.

— Слушайте, может, вы наконец оставите меня в покое?! — не выдержал Ринсвинд.

— Понимаю, понимаю, тебе нужно время, чтобы спланировать побег, — закивал караульный. — Будь спок. Уже уходим.

— Спасибо.

— Вернемся часов в пять утра.

— Ага, — мрачно отозвался Ринсвинд.

— Есть какие-нибудь пожелания насчет последнего завтрака?

— А что у вас тут готовится дольше всего? Пару-другую годиков? — спросил Ринсвинд.

— Вот это дух!

— Убирайтесь!

— Будь спок.

Троица удалилась, но караульный через некоторое время вернулся. Вид у него был задумчивый.

— Слушай, кое-что ты все-таки должен знать. Это касается повешения. Гарантирую, твое настроение сразу улучшится.

— И что же я должен знать?

— На тот случай, если люк виселицы заест три раза подряд, у нас предусмотрена особая, гуманная традиция.

— Какая?

— Хочешь верь, хочешь нет, но пару раз такое случалось.

На почерневшей ветке надежды пробилась крохотная зеленая почка.

— И что это за традиция?

— Мы ж не звери какие, мы ж понимаем: бессердечно заставлять человека больше трех раз терпеть такое. Тем более когда он знает, что в любую секунду…

— Ну, ну?

— …А потом все его…

— Ну?

— …Но хуже всего, когда ты…

— Я уже понял тебя, понял! Так что случается после третьего раза?

— На то время, пока плотник починит люк, преступника отводят обратно в камеру, — довольно сообщил караульный. — А если ремонт затягивается, мы даже приносим ему ужин.

— И?

— Ну а когда плотник починит люк и несколько раз его проверит, мы отводим преступника обратно и вешаем. — Караульный обратил внимание на выражение лица Ринсвинда. — И нечего так на меня смотреть, это все равно лучше, чем торчать полдня на улице под палящим солнцем! Так ведь и солнечный удар недолго схватить.

Когда он ушел, Ринсвинд уселся на лавку и уставился в стену напротив.

— Ба-а!

— Отвяжись.

Так вот, значит, как все закончится. Осталась одна короткая ночь, а уже следующим утром, если процедурой и в самом деле будут заниматься эти клоуны, радостные ребятишки с папами и мамами будут долго бродить по улицам в поисках его головы. И вы называете это справедливостью?!

— ЗДОРОВЕНЬКИ, ДРУГ.

— О нет. И ты туда же…

— Я ПОДУМАЛ, НЕПЛОХО БУДЕТ ЗАРАНЕЕ ПРОНИКНУТЬСЯ ДУХОМ ПРОИСХОДЯЩЕГО. УСВОИТЬ КОЕ-КАКИЕ МЕСТНЫЕ ТРАДИЦИИ. ОЧЕНЬ МИЛЫЕ И ОБЩИТЕЛЬНЫЕ ЛЮДИ, НЕ ПРАВДА ЛИ? — заметил Смерть.

Он сидел рядом с Ринсвиндом.

— Тебе что, уже не терпится? — с горечью произнес Ринсвинд.

— БУДЬ СПОК.

— Значит, теперь и правда конец. А мне, знаешь ли, было ПРЕДНАЗНАЧЕНО стать спасителем этой страны. А вместо этого я по-настоящему умру.

— О ДА. БОЮСЬ, ЭТО НЕОТВРАТИМО.

— Но больше всего меня злит идиотизм происходящего. Полная глупость! Ведь по сравнению с переплетами, в которые я, бывало, попадал, это полная ерунда! Меня могли испепелить драконы! Сожрать чудовища с гигантскими щупальцами! Не говоря уже о том, что мое тело могло просто распылиться на миллионы частичек.

— БЕЗУСЛОВНО, ТЫ ПРОЖИЛ ИНТЕРЕСНУЮ ЖИЗНЬ.

— А правда, что, когда умираешь, перед тобой проносится вся твоя жизнь?

— ДА.

— Мерзость какая. Даже думать об этом неприятно. — Ринсвинд поежился. — О боги… Я только что подумал о куда более неприятном. Что, если я как раз в эту минуту умираю и все, что сейчас происходит, и есть моя прошлая жизнь?

— ТЫ, КАЖЕТСЯ, НЕ ПОНЯЛ. ПЕРЕД ТЕМ КАК ЧЕЛОВЕК УМРЕТ, ВСЯ ЖИЗНЬ ДЕЙСТВИТЕЛЬНО ПРОХОДИТ У НЕГО ПЕРЕД ГЛАЗАМИ. СОБСТВЕННО, ЭТОТ ПРОЦЕСС И НАЗЫВЕТСЯ «ЖИЗНЬЮ». КРЕВЕТКУ НЕ ЖЕЛАЕШЬ?

Ринсвинд бросил взгляд на корзину, стоящую на коленях у Смерти.