Восемь Драконов и Серебряная Змея - Yevhen Chepurnyy

вы строго наказали меня и за ту маленькую шутку, что я попытался сыграть с вами — все мое тело ноет и ломит. Ваше боевое искусство — невероятно, — льстиво продолжил он. — Даже сотня таких, как я, не ровня вам. Моя жалкая жизнь — в ваших руках. Смилостивьтесь над этим несчастным странником, юный герой. Серебро, оставленное мною в доме — ваше. Я отдал бы вам и больше, но оно — последнее, что у меня есть, — он жалобно воззрился на Инь Шэчи поверх сломанной маски.

— Раз уж ты искренне раскаиваешься, я, так уж и быть, оставлю тебе жизнь, — с нарочитой серьезностью ответил юноша. — Прав ты и насчет наказания — добрая оплеуха была достаточной расплатой за намерение испугать меня до смерти. Но вот за попытки обобрать местных, ты еще не наказан, — наклонившись над Фан Цзумином, он ухватил его за шиворот, и поволок в сторону амбара, стоящего на заднем дворе.

— Больно уж позднее сейчас время, да и устал я, — весело поведал он безропотно висящему в его руке мужчине. — Завтра решу, что с тобой делать.

Оттащив Фан Цзумина в амбар и связав его найденной там веревкой, Шэчи уложил плутоватого даоса на сеновал, запер дверь на замок, и двинулся обратно в дом. Войдя в спальню, он пристроился под бок к так и не проснувшейся Му Ваньцин, и быстро уснул.

* * *

Инь Шэчи проснулся с первыми лучами солнца. Наскоро одевшись, он вышел во двор, где посетил отхожее место, а после, вытащив из колодца ведро ледяной воды, умылся и вволю напился. Вернувшись обратно в спальню, он присел на кровать, собираясь разбудить мирно спящую жену, и невольно залюбовался ею, на мгновение забыв обо всех своих намерениях. Лучи утреннего солнца, проникающие сквозь щели в ставнях, ласкали белоснежную кожу ее лица; полные губы Ваньцин чуть изгибались, улыбаясь ее снам, а распущенные волосы, черные, как вороново крыло, разметались по подушке, подобные темным водам ночной реки.

Он легонько тронул ее обнаженное плечо, убрал с лица девушки непослушную прядку волос, провел пальцами по нежной белизне щеки, и, не удержавшись, поцеловал чуть приоткрытые губы, мягкие и податливые.

— Ты снова хочешь заняться любовью, муж мой? — сонно пробормотала Му Ваньцин, едва лишь он оторвался от нее. — Дай мне хоть немного поспать, — Инь Шэчи озадаченно моргнул, и, помимо воли, рассмеялся.

— Каждый взгляд, что я бросаю на тебя, любимая жена, пробуждает во мне сладкое томление, — ответил он. — Но сейчас, я всего-навсего хотел тебя разбудить. Уже утро. Пора бы нам побеседовать с крестьянами и тем негодным даосом, — Му Ваньцин потерла заспанные глаза.

— Правда? — она с трудом подавила зевок. — Сейчас встану, — она приподнялась на локте, и едва успела подхватить одеяло, начавшее соскальзывать с ее груди.

— Отвернись немедленно. Мне нужно одеться, — потребовала она, глядя на мужа с сердитым смущением. Мечтательная улыбка на лице Шэчи стала лишь шире — недовольное личико любимой показалось ему донельзя милым.

— Повинуюсь, о прекраснейшая из богинь, — весело ответил он, вставая и отворачиваясь. — Из уважения к тебе, я даже не стану подглядывать, хоть мне и очень хочется.

Шелест одежды раздался было со стороны кровати, но быстро прекратился. Мгновение спустя, к спине Шэчи прижалось стройное тело, ласковые руки, обняв его торс, скользнули под халат, и нежный голос прошептал:

— Ты знаешь, муж мой, я передумала. Давай задержимся в постели ещё ненадолго…

* * *

Они выбрались из спальни пару часов спустя, весьма довольные приятным началом дня. Собрав вещи, они отвязали лошадей от коновязи, и Му Ваньцин повела их в поводу. Инь Шэчи, в свою очередь, заглянул в амбар, и выволок оттуда вороватого даоса, все так же связанного, и очень этим недовольного. Дойдя до того самого пятачка земли посреди деревни, где Фан Цзумин проводил ритуал экзорцизма, юноша небрежно уронил свою ношу на землю, подняв клубы пыли, и весело воскликнул, перекрикивая судорожно кашляющего даоса:

— Добрые жители Янцзячжуаня! Посмотрите-ка, что у меня есть, и послушайте мою историю о ночном отдыхе рядом с заколдованным серебром! Ручаюсь, она не менее интересна, чем вчерашняя сказка Фан Цзумина!

Ему пришлось еще несколько раз повторить свои зазывания, прежде чем крестьяне неспешно потянулись из домов и дворов, и собрались вокруг Инь Шэчи и его ночной добычи. Некоторые во всеуслышание дивились маске и одежде даоса, другие приглушенно обсуждали то, что связывать невинного человека, все-таки, не очень хорошо, и не дай великое небо, об этом прознает стража. Когда сельчане вдоволь наболтались, Шэчи заговорил, весело и громко:

— Я расскажу вам сказку о жадном даосе, задумавшем облапошить доверчивых крестьян, и доблестном герое, — тут он нарочито выпятил грудь и приосанился, — который спас их. Некогда, жил да был вороватый, хитрый, и подлый человечишка, по имени… скажем, Сяо-Мин[6], — он бросил на даоса уничижительный взгляд. Тот все так же лежал на земле, с обреченным видом уставившись в небо.

— Сяо-Мин был послушником уважаемой секты Цюаньчжэнь, но, конечно же, недолго — какая праведная секта будет терпеть в своих рядах пройдоху и плута? Когда его выгнали, он решил зарабатывать тем, что успел выучить — чтением молитв и рисованием талисманов. Но получать медяки за экзорцизмы Сяо-Мину не хотелось, вот он и стал выдумывать глупые сказки про призраков, жаждущих серебра. Серебро, что ему отдавали доверчивые сельчане, Сяо-Мин прикарманивал, и тратил на вино, мясо, и певичек. Но однажды, в некоей горной деревне, нашему хитрецу не посчастливилось встретить доблестного героя. Он, этот герой, воевал с киданями, и, победив их всех, задумал прогуляться до южных границ Поднебесной вместе со своей прекрасной женой, чтобы и там всех победить, — он бросил веселый взгляд на хихикающую Му Ваньцин, и продолжил, состроив напыщенную мину:

— Так как герой был не только могуч, но и умен, точно новое воплощение Чжан Цзыфана[7]… словом, очень и очень умен, — поправился юноша, видя непонимающие взгляды крестьян, — он вмиг распознал ложь Сяо-Мина, и решил вывести его на чистую воду. Увы, крестьяне предпочли поверить жулику, — он с деланной грустью покивал головой. — Жулик же задумал устроить герою хитрую ловушку — той же ночью, он нацепил маску, страшную, как все порождения Диюя скопом, и полез к герою в спальню, прикидываясь чудищем из собственной истории, чтобы запугать героя до смерти.