Спальня королевы - Жюльетта Бенцони

— Мы поговорим об этом столько, сколько тебе захочется. Только знайте, что сам король приехал в дом его отца, где Жан выздоравливал, и поцеловал его. Говорю же вам, герой, и вы, мадемуазель, должны гордиться, что сумели очаровать…

Заметив, что на этот раз залилась краской Сильви, Рагнель, после того как горячо поздравил молодого человека, поторопился перевести разговор на другие темы. И в течение всего разговора он исподтишка рассматривал высокого белокурого юношу, столь явно влюбленного в Сильви.

Дело обернулось еще интереснее, когда на площади появились два новых персонажа. Одним из них был аббат де Буаробер, а другим барон де Ла Феррьер.

Первого все отлично знали. Он совершал своего родаподвиг, будучи одновременно сыном церкви и признанным развратником. Аббат обожал мальчиков. Но, будучи человеком очень умным и высокообразованным, он стал литературным советником Ришелье. В ранней юности господин де Буаробер составил себе отличную библиотеку, собирая дань со всех своих родственников и знакомых. Он брал только редкие книги. Знаменитый фокус — взять почитать и так и не отдать. Но, с другой стороны, именно аббату все были обязаны созданием французской Академии.

Де Буаробер мог присоединиться к любому кружку под деревьями. Его везде бы с радостью приняли. Но, увидев ослепительного Сен-Мара, чья красота его буквально завораживала, он бросился к нему, как муха на мед. И потащил за собой рыжего солдафона. Окружающим оставалось только удивляться, что аббат делает в такой компании.

Литературного советника Ришелье интересовал только юный капитан Сен-Мар, и со свойственной ему наглостью он тут же отвел его в сторону, небрежно махнув рукой остальным. Барон де Ла Феррьер воспользовался этим и обратился к Сильви:

— Такое редкое счастье встретить вас, мадемуазель, — произнес он, забывая приветствовать стоявших рядом с девушкой мужчин. — Это такая редкость, что я даже осмеливаюсь просить вас пройти со мной несколько шагов. Воздух так нежен, и нам нужно так много сказать друг другу.

Не умолкая, он попытался взять Сильви за руку, но та не успела даже рта раскрыть, как Жан д'Отанкур уже поднял свою трость, чтобы удержать грубияна на расстоянии:

— Полегче, сударь! Мадемуазель не из тех, кого можно взять за руку и увести неизвестно куда и им это понравится. Для начала поприветствуйте должным образом присутствующего здесь шевалье де Рагнеля, опекуна мадемуазель и ее родственника!

— А вы сами-то кто такой, чтобы вмешиваться в то, что вас не касается? Мадемуазель де Лиль меня знает, потому что я по-прежнему добиваюсь ее руки. Ей ни к чему ваша непрошеная защита. Или вы предпочтете встретиться со мной в более тихом месте со шпагой в руке? Но, как мне кажется, вы не в состоянии защищаться, верно? — добавил он с гнусной улыбкой.

Несмотря на тяжелую рану, молодой человек уже взялся было за шпагу, но Персеваль удержал его:

— Прошу вас, маркиз, это мое дело! Сударь, покиньте место, где вам не рады. И добавлю, что ни я, ни маркиз не скрестим шпаги с провокатором, каковым вы являетесь! Уходите!

— А я не собираюсь уходить. Тем более что мадемуазель, похоже, не возражает, и…

Тон барона становился угрожающим, но теперь его услышал Сен-Мар:

— Уведите вашего друга, аббат! Иначе, к моему огромному сожалению, мне придется описать его высокопреосвященству манеры его гвардейцев, когда тех выпускают на свободу…

— А я вас поддержу! — грозно высказался господин де Буаробер. — Я уж и не спрашиваю вас, де Ла Феррьер, в своем ли вы уме. У вас его никогда не было.

— Подумать только, сколько шума из-за какой-то девчонки! Как будто никому не известно, чего стоит добродетель фрейлин короле…

Барону не удалось закончить. Д'Отанкур, вне себя от ярости, отвесил ему звонкую пощечину.

— Пусть я потом и взойду на эшафот, но я вас убью, несчастный, за это низкое оскорбление!

Барон де Ла Феррьер собирался уже ответить, когда Сен-Мар с неожиданной для его изящества хваткой обездвижил одну его руку, а аббат повис на другой. — Господа! Господа! — торопливо взмолился последний. — Мы здесь среди друзей…

— Это я тебя убью, молокосос! — запоздало вскипел де Ла Феррьер. — И тебе не придется слишком долго ждать… Ты нанес оскорбление моей чести! Ты за это ответишь!

— Чести? Это просто невозможно, потому что чести у вас не больше, чем ума!

Инцидент не остался незамеченным. Стали подходить гуляющие. В едином усилии аббат и юный капитан Сен-Мар быстро поволокли дебошира к выходу из сада. Сен-Мар весело бросил, обернувшись через плечо:

— Простите меня, дорогой Жан, что я вас покидаю, но одному аббату с этим не справиться! Я уверен, что господин де Рагнель проводит вас до вашей кареты. Не так ли, шевалье?

— С удовольствием, сударь!

Сильви, вцепившаяся крестному в руку, прошептала:

— Прошу вас, давайте вернемся! Какой скандал! У меня нет ни малейшего желания ни с кем встречаться…

— Это естественно. Но теперь, когда этого сумасшедшего увели, на нас никто и не смотрит.

И это было чистой правдой. Все окружающие их люди принадлежали к высшему обществу и старались не вести себя, как вульгарные зеваки. Разговоры, смолкшие было, возобновились.

— Вы правы, но все-таки я предпочитаю уйти. Сударь, — она обратилась к д'Отанкуру и постаралась улыбнуться. — Я благодарю вас за то, что вы защитили меня от этого безумца. Я не из пугливых, но должна признаться, что этот человек наводит на меня ужас. Примите мою искреннюю благодарность, — добавила Сильви, протягивая юноше ручку в кружевной перчатке. Тот поцеловал ее с явным волнением. Слов у него не нашлось.

— Где ваша карета, маркиз? — поинтересовался Персеваль. — Мы вас к ней проводим.

— Она совсем близко. В конце этой аллеи. Но если позволите… Окажите мне честь и разрешите отвезти вас домой.

— Но это совсем близко…

— Возможно, расстояние невелико, но мадемуазель еще не пришла в себя после такого потрясения. И потом, это будет для меня таким удовольствием!

В это Персеваль охотно поверил. Он предложил руку молодому человеку, но тот отказался, указывая на свою трость:

— Благодарю вас, я могу идти сам. Не оставляйте мадемуазель де Лиль, она так взволнована.

При выходе из сада стояла карета, подлинное воплощение строгой элегантности: темно-зеленый цвет и красный кант. Обивка сидений, бархатные занавески и ливреи лакеев тех же строгих цветов. Единственное украшение — герб герцога де Фонсома, отца юного маркиза.

Когда они подъехали к дому Персеваля, никто не смог помешать хозяину выйти и предложить руку Сильви, чтобы помочь той спуститься. Потом он обратился к де Рагнелю:

— Могу ли я надеяться, сударь, что вы разрешите мне навестить вас в один из ближайших дней?