А другой мне не надо - Татьяна Булатова

– Обычно. Из-за этого и у тебя это ощущение возникло гораздо позже, чем положено.

– То есть ты понимаешь, в чем дело? – усмехнулся Анатолий.

– Возможно, – уклончиво ответила Аня.

– Тогда почему столько лет молчала?

– Я не молчала. Ты не спрашивал.

– А о чем я, черт возьми, должен был тебя спросить? – взвился Гольцов.

– Откуда я знаю, – выкрикнула Анна.

– Все же было нормально?!

– Было. – Гольцова чуть не плакала.

– Тогда что изменилось?

– Я, – вымолвила Аня и виновато посмотрела на мужа.

«И я», – захотелось признаться Гольцову, но он не смог. Да в этом и не было нужды: умница Анюта поняла все без слов.

Остаток вечера супруги провели врозь: Анатолий – сидя у телевизора, Анна – за компьютером в комнате сына. Обычно дружные и верные слову обязательно обсуждать любую возникшую проблему, Гольцовы избегали любого соприкосновения друг с другом. И даже когда звонил городской телефон, каждый оставался на своей территории, оставляя звонки без ответа. Но ровно до тех пор, пока по настойчивости звонящего не определилось: «Это Жанна».

– Вы че? Охренели, что ли? – возмутилась она, услышав голос подруги. – Сколько можно? Вы же дома, я знаю.

– И что? – отстраненно ответила ей Аня.

– Проблемы, да? – Голос Мельниковой изменился.

– В некотором роде. – Анне не хотелось ничем делиться.

– А-а-а-а… – обнадежила ее Жанка, – не бери в голову…

– Я это уже слышала, – оборвала ее Гольцова и встречно поинтересовалась: – Ты что-то хотела?

– Я? – В голосе Мельниковой послышалось нечто, напоминающее обиду. – Вообще-то я о тебе беспокоилась. Хотела узнать, получила ли ты мое сэмэсэ?

– Эсэмэс, – непроизвольно исправила ее Аня и вспомнила, что так и не поставила телефон на зарядку.

– Какая, хрен, тебе разница: сэмэсэ, эсэмэс? Ты ж понимаешь, о чем я?

– Пока нет. – Анна не давала подруге спуску, защищая свое личное пространство, куда та, судя по всему, собралась в очередной раз внедриться.

– Ну, так прочитай, – разозлилась Мельникова и повесила трубку, проклиная неблагодарную подругу.

Перезванивать Аня не стала. Аккуратно положила трубку рядом с аппаратом и снова вернулась к Игорю в комнату, пытаясь скрыться от разлившегося в квартире напряжения. Мысль о том, чтобы зарядить сотовый, упорно не приходила ей в голову, в то время как ее супруг не находил себе места от того, что периодически перечитывал весьма откровенные послания, с завидным постоянством приходившие ему на телефон, который он включил, как только почувствовал себя в относительной безопасности от Мельниковой. Конечно, по большому счету, он мог просто стирать поступавшие сообщения, даже не читая, но в том-то и дело, что знакомство с ними приносило ему ни с чем не сравнимое удовольствие, которое рождается в момент столкновения нравственного запрета и сильнейшего сексуального желания. Такое в его жизни происходило впервые: и чем активнее вела себя Жанна, тем с большей скоростью он сдавал свои высоконравственные позиции. Сладкая мука вечной борьбы!

Гольцов четко понимал, что так долго продолжаться не может, потому что постоянные мысли о сексе с Мельниковой гораздо опаснее для него, чем единожды нарушенное правило хранить верность жене. Не она ли сама говорила, что поступок есть не что иное, как короткое завершение длительного процесса, во время которого определяются твои истинные цели и желания. Поэтому лучше один раз совершить неправедный поступок, чтобы извлечь урок и, возможно, понести показание, чем долго блуждать в поисках истины, как выясняется в итоге, никому не нужной. И потом, Анатолий пытался убеждать себя словами Анны: «Ложь – не всегда зло. Иногда – огромное благо».

«Зачем мне знать, что происходит в твоей жизни на стороне? – Аня всегда легко выдавала мужу карт-бланш. – Я никогда не буду рыться в твоих записных книжках, тайком читать твои сообщения, изучать список звонков. Все мы люди. Может случиться всякое. Никто не застрахован. Но если это случайная связь, мужская блажь, женская хитрость – это отнюдь не повод для расставания. Поэтому я ничего не хочу знать сверх того, что положено».

«Ты и не будешь», – мысленно пообещал жене Гольцов и отправил Мельниковой сообщение: «Где и когда?»

Получив его, Жанна обрадовалась, потому что не было ничего проще, чем осуществить это «ГДЕ и КОГДА» при условии, что ты владелица своей собственной, отдельной от мужа однокомнатной квартиры. Правда, ключи от нее были неосмотрительно переданы ближайшей подруге, но это делу не помеха: «Приду и заберу». Правда, через минуту раздумала, потому что хорошее настроение пробудило в ней благородство. А благородство – сочувствие: Жанна решила не лишать Гольцову возможности предаться утехам с любовником, которого, скорее всего, просто не существует. «Успеем», – уступила дорогу подруге Жанка и впала в полное благодушие: все складывалось как нельзя лучше.

Утром, вернув сотовый к жизни, Анна наспех изучала пропущенные в течение вчерашнего дня эсэмэс, некоторые стирая сразу же, как только высвечивался адресант. Мельниковское послание с названием улицы и номером ее однокомнатной квартиры она малодушно стирать не стала и даже бросила в сумку злосчастные ключи от Жанкиной квартиры, после чего, нацепив на шею улитку из муранского стекла, отправилась на работу, не дожидаясь, когда Анатолий выйдет из душа. Измученная вчерашней невнятицей, Анна решила действовать на опережение, наивно полагая, что таким образом сможет заставить биться свое сердце иначе.

В том, что это не так, она убедилась, как только увидела Руслана Викентьевича Бравина, немного осунувшегося, что вполне можно было бы списать на жару и отсутствие аппетита. «Какое мне дело!» – Аня дала слово не поддаваться порыву и присоединилась к коллегам, собравшимся в ожидании Вергайкина, который был в кабинете уже с семи утра, но, как это за ним водилось, сознательно держал людей в отдалении, чтобы повысить градус тревожности…

– Не знаете, почему так долго? – нервничал министр труда и спрашивал каждого, кто сталкивался с ним взглядом.

– Как обычно, – пожала плечами Анна и опустила голову, сделав вид, что изучает принесенные с собой бумаги.

Наконец к Вергайкину пригласили.

– Соскучились? – неформально поприветствовал собравшихся губернатор и, начав с итогов экономического форума, плавно перешел к вопросам ужасающей неграмотности алынских чиновников. – Будем осваивать опыт соседей, – пообещал Вергайкин и потребовал ввести для сотрудников Администрации обязательный экзамен на знание русского языка и делопроизводства.

«Зачем?» – хотела спросить Вергайкина Анна, но промолчала, понимая, что первым, кто гарантированно провалит экзамен, окажется сам губернатор.

Пока Вергайкин давал распоряжение составить график тренировочных занятий для работников Администрации, а министр образования подобострастно делала на сей счет пометки в своем блокноте, Гольцова незаметно наблюдала за Бравиным, методично чертившим что-то на лежавшем перед ним листе. Выглядел Руслан Викентьевич каким-то очень уставшим, даже удрученным. Анне вновь стало не по себе.