Хроники Вторжения - Ярослав Веров

Викула кивнул.

Когда они в давешнем джипе приземлились у подъезда Викулиного дома, был вечер. Перс сказал:

– Ты ведь ничем не рискуешь.

– Все равно страшно.

– У людей один лишь риск – утрата жизни. К тебе это уже не относится. Чего еще бояться? Ты им не принадлежишь. Можешь не бояться больше того, что они о тебе думают, чем ты кажешься в их глазах. Радуйся, русс.

– Я чего-то другого боюсь.

– О! Ты мне сразу понравился. У благородных людей – страх тоже благороден. Если бы в свое время я тоже этого боялся! Но об этих материях мы потом поговорим. А сейчас пользуйся своей удачей. Ведь ты счастливчик, русс. Я такой возможности, как ты, не имел. Ты можешь человеческими глазами посмотреть на людей со стороны, пребывая вне стихии человечества. Ни мне, ни другим это было не дано... Иди, иди. Когда надумаешь вернуться – просто подумай обо мне. Я ведь всегда здесь. Где-то здесь. – Перс рассмеялся и исчез вместе с джипом – так что выходить из машины не пришлось.

«Да, ароматы Земли, вы на месте», – вечерний ветерок принес ароматы мусоропровода, бензина и уставшей весны.

«Перс знает, чего я боюсь, а я – нет. Интересно, чего еще я не знаю?»

Ира ,была удивлена чрезвычайно: во-первых, внезапное возвращение, во-вторых, возвращение без чемодана.

– Ты уже приехал? – задала она дурацкий вопрос, едва Викула переступил порог.

– Здравствуй. Дома все в порядке?

– А где твои вещи?

– Какие вещи? – удивился он.

– Ну, ты же ехал с вещами... – Она растерялась.

– Ах, вещи! Украли в аэропорту, – просто, без тени жалости к утраченному добру, ответил он.

– А документы?

Он полез в нагрудный карман.

– Документы здесь. Ой, Ириша, нашли, о чем говорить! Живой – и слава богу!

Она со странным вниманием рассматривала его, она его не узнавала. Что-то чужое было в Викуле. Он наконец заметил ее растерянность и улыбнулся.

– Все в порядке, в Англии дожди и туманы. Глупые аборигены и английская скука. Последней даже чрезмерно.

Он вдруг подумал, что Ира могла подумать, что он мог ей изменить. с какой-нибудь бойкой, англичанкой или еще невесть с кем.

– С женщинами у меня ничего не было, – спокойно, как бы вскользь, заметил он.

У Иры сделались круглые глаза. Именно об измене она сейчас подумала. Вообще, она давно ждала, что он ей изменит, и все думала-гадала, как ей себя в этом случае вести – сразу подавать на развод или делать вид, что простила? Поэтому сейчас она вздохнула с облегчением – кажется, на сей раз пронесло.

– Дай мне честное слово!

– Даю честное слово, Да ну их, блядей, к лешему, – это вырвалось как-то совершенно неожиданно.

И Ира, наконец, улыбнулась – она узнала прежнего Викулу.

Он разделся, зашел на кухню, сел на табурет, осмотрелся. Ирина собирала на стол. Чего-то здесь не хватало.

Викула понял, чего не хватает в этом доме. Не хватает его любви. Или страсти. Была ведь настоящая страсть, как у молодого Ромео. А ведь если бы не вражда между Монтекки и Капулетти, охладел бы юноша – долго вожделеть к четырнадцатилетней соплячке вряд ли возможно, – подался бы в Европу, на поиски приключений. Война или разгул страстей.

Ире он был удобен и мил. Она-то как раз в своих чувствах неизменна. А он и не знал, что она за человек, ему тогда хотелось сочинять ее, создавать наново, как своих персонажей. Он видел в ней лишь свою страсть. Какой она человек? Загадка. Что из нее выйдет через десять лет? Какие желания будут донимать ее, и чем она будет мучить его, какими требованиями, какими упреками опутает? Погрузится в омут мелких бабьих страстишек? Раньше откровенной бабьей дури он за ней не замечал. Вот, оказывается, ревнива. А впрочем, не все ли равно? «Что я в ней любил? Как бы это мне вспомнить?»

– Как твоя печень? – спросила Ира, накладывая ему на тарелку разогретое овощное рагу.

– У меня больше нет печени. Английские эскулапы вырезали насовсем.

Она легонько щелкнула его по носу и сказала:

– Не ври маме.

– Знаешь, чудо какое – я ее совершенно не чувствую. Может, она уже скончалась?

– Вот мы и проверим. – Ира поставила на стол бутылку красного вина. – Ты неожиданно приехал, я не успела как следует все приготовить...

– Ничего. Главное, что приехал. Живой – и слава богу. Кстати, какое сегодня число?

– Двадцать седьмое. Ты что? Выпал? Ау, дорогой!

– Марта, надеюсь? Ну, извини, старушка. Видимо, я плохо переношу дальние перелеты.

Викула посмотрел на часы. На них высвечивалась дата: двенадцатое марта.

В этот момент в дверь кто-то позвонил. На пороге стоял Роман с чемоданом Викулы.

– Что же ты, Викула Селянинович, чемоданами разбрасываешься? – осведомился он. Ире же сказал: – Твой супруг сбежал из Шереметьева так быстро, что я не смог догнать. Бросился в такси и был таков. Наверное, соскучился. А, Викула Селянинович?

– Я что же, забыл чемодан на контроле? Надеюсь, его не шибко шмонали?

– Я не смотрел. Схватил его с ленты и бегом за тобой.

– Роман Викторович, – спохватилась Ирина, – проходите, мы как раз ужинаем.

Роман слегка поклонился и отрицательно покачал головой.

– Мне надо пару слов Викуле. Впрочем, через пять минут подойдем, отужинаем.

Голос Романа совершенно успокоил Ирину. Она улыбнулась и вернулась на кухню.

– Что, граница потеряла контроль? – спросил Роман.

Викула понял, о чем идет речь.

– Да, не знал, как ей все объяснить. Да и она как-то волком смотрит, словно не признает. Неужели это можно почувствовать?

– Все, считай, конфликт улажен. Она теперь думает только об ужине и прочих мелочах. Например, что у нее в гостях руководитель «Цитадели». Что же ты чемоданы у подъезда оставляешь? Здесь же, на Земле, воровство беспощадное.

– Разве? Он, наверное, у перса из багажника выпал. А я ворон считал, не обернулся.

– Бывает. Как тебе Земля?

Роман приподнял эдисоновский телефон, запустил руку под днище и извлек жучок.

– Вот, полюбуйся. Этот остался последним из поставленных твоим Эдуардом. Остальные я при твоем отбытии забрал. И отдай часы – это часы со шпионским браслетом. Сигнал радиомаяка достигает Америки, через спутник! Забавно? Пройдем в кабинет?

– Да, в кабинете я еще не был. Любопытно будет.

В кабинете Викула подошел к своему любимому рабочему столу. Качнул пресс-папье.