1941 – Туман войны - Иван Петрович Байбаков

на их действиях и местонахождении, чтобы не привлекать излишнего внимания к их деятельности, выходящей за рамки вашей охраны…»

Василевский снова поерзал, пытаясь укутаться поплотнее и все же задремать, – совсем скоро спать если и придется, то урывками и по паре часов, – но вскоре понял, что заснуть не получается, и вернулся к своим размышлениям: следовало еще раз вспомнить и проанализировать произошедший чуть более суток назад разговор со Сталиным…

Ночной звонок Поскребышева и срочный вызов к Верховному стал для него абсолютной неожиданностью. Не в том смысле, что звонок его разбудил, – Василевский, как и почти все в оперативном управлении Генштаба, с самого начала войны спал мало и урывками, а по ночам корпел над картами и теми немногими донесениями с фронтов, что пусть и редко, нерегулярно, но попадали-таки в Генштаб, пытаясь сложить из них хоть мало-мальски достоверную картину текущей оперативной обстановки. И он, занимая должность заместителя начальника оперативного управления, считал это своей первоочередной задачей.

И не потому, что Сталин им пренебрегал – наоборот, Вождь относился к нему очень хорошо и с теплотой, даже настоял в свое время, чтобы Василевский возобновил общение с родителями (отец – священнослужитель, мать – из семьи священнослужителей), а это, да еще в отношении члена партии, что в те годы, что сейчас, активно не приветствовалось. Но Вождь сказал – и все чудесным образом сладилось. Поэтому в благорасположении к нему Сталина сомневаться не приходилось.

Но вот только… когда его учителя и друга, замечательного человека и талантливого военачальника Шапошникова, Сталин после Советско-финской войны снял с должности начальника Генерального штаба, самого Василевского, как ученика и креатуру Бориса Михайловича, перестали приглашать на совещания к Верховному. Поэтому неожиданный ночной вызов от Поскребышева его и озадачил, и взволновал…

Верховный принял его сразу, причем принял радушно. Сначала, по своей кавказской привычке, поинтересовался, как здоровье, как семья, как родители, и только потом перешел к главному, к причине срочного ночного вызова.

И вот тут, выслушав Сталина, Василевский натурально обалдел. Оказывается, в Белоруссии, где германская армия уже штурмует Минск, в глубоком немецком тылу, в Белостоке, генерал-танкист Хацкилевич додумался до того, что решил организовать на базе своего шестого механизированного корпуса долговременный оборонительный плацдарм значительной площади, а командующий Западным фронтом, генерал армии Павлов, эту его ид… инициативу одобрил. Одобрил единолично, словно какой-то «самостийный гетман», не согласовав свое решение ни с Генштабом, ни со Ставкой Главного командования, ни с Наркоматом обороны, наконец! Поэтому в Москве никто из высшего военного командования ничего об этом не знал… а вот Сталин уже знает.

Теперь же, по замыслу Вождя, – раз уж такое случилось, ему, Василевскому, предстоит вылететь в Белосток в качестве представителя Ставки Главного командования, на месте оценить обстановку и, если он придет к выводу о целесообразности построения оборонительного плацдарма в тылу противника, оказать всемерную помощь как в организации обороны, так и в оптимизации управления войсками для достижения максимально возможной эффективности оборонительных боевых действий.

– Надеюсь, что вы, товарищ Василевский, полностью оправдаете оказанное вам высокое доверие… – с таким напутствием Василевский, все еще слегка ошеломленный масштабами поставленной задачи, покинул кабинет Сталина и вышел в приемную, где его уже ожидал Поскребышев.

– Александр Михайлович, ваш мандат представителя Ставки Главного командования с особыми полномочиями уже готов, прошу расписаться в журнале регистрации. Да, и еще… Товарищ Шапошников просил передать, что он ждет вас у себя в кабинете – это связано с вашей командировкой…

Разговор с Шапошниковым, который, как оказалось, тоже имел разговор со Сталиным по ситуации в Белостоке, и именно он предложил кандидатуру Василевского для изучения ситуации на месте, оказался очень полезным. Гораздо более подробно обсудили возможность создания оборонительного плацдарма в глубоком тылу противника, различные варианты и возможности боевой деятельности тамошних войск, а также необходимые условия для его продолжительного (хотя бы несколько месяцев) существования. Опыт и знания Бориса Михайловича помогли успокоиться, разложить ситуацию «по полочкам» и наметить подробный пошаговый план действий по прибытии в Белосток.

Потом был день сумасшедшей суеты и беготни, как оно всегда и бывает при неожиданной и очень срочной командировке: передача дел, суматошное завершение неотложных задач и поручений, подбор помощников и документов для командировки, затем долгий ночной перелет, и вот уже пилот сообщил, что прошли над линией фронта, скоро посадка в Белостоке.

Василевский нащупал в нагрудном кармане кителя новенький мандат представителя Ставки Главного командования с широкими полномочиями, вплоть до права частичной отмены приказов и распоряжений Командования Западным фронтом, подписанный лично Сталиным, и удовлетворенно улыбнулся: степень оказанного ему высокого доверия приятно грела душу, и он собирался приложить все силы, сделать все возможное, чтобы доверие Вождя оправдать. Все возможное… тут его словно током пробило – Василевский вдруг вспомнил, что все возможное он как раз и не сделал.

Вождь частенько так поступал: помимо основной задачи, которую он всегда ставил четко и однозначно, он при этом проговаривал вроде как свои мысли о том, что было бы неплохо сделать или выяснить попутно, в ходе выполнения основной задачи. И потом внимательно отслеживал, кто и как его понял, кто и насколько полно выполнил озвученные им мысли или рассуждения. Своеобразный тест на сообразительность, инициативу и ответственность за порученное дело. Кто не справлялся – никаких особых репрессий Сталин обычно не применял, но потерять его доверие и уважение можно было легко и надолго.

Вот и вчера, в ходе разговора, Сталин вскользь упомянул, что ему было бы очень интересно разобраться, почему все масштабные усилия военных, вся долгая и дорогостоящая подготовка к неминуемой войне не помогли нашей армии остановить агрессора на границе. И как так получилось, что сейчас наша армия, за исключением нескольких участков, включая Белостокский оборонительный плацдарм, так поспешно откатывается в глубину нашей территории.

«Ясно, что Сталин затронул эту тему не просто так – он надеется, что я, в ходе этой командировки, смогу если не полностью, то хотя бы частично разобраться в этом вопросе и предоставить ему информацию. А получить эту информацию в Белостоке не получится – точнее, получится, но лишь частично, и потому лететь надо было сначала в Минск, в штаб и Управление Западного фронта, а уже потом в Белосток. Но я вчера замотался, забегался, и необходимость скорректировать маршрут как-то вылетела из головы, а сейчас уже поздно: наш самолет идет на снижение и совсем скоро сядет в Белостоке».

Василевский нахмурился, позитивное настроение мгновенно улетучилось, смытое переживаниями за свой прокол, свою ошибку. В таком состоянии он даже не заметил, как самолет сел и зарулил