Пилсудский - Геннадий Матвеев

Оказавшись на некоторое время вне зоны боевых действий, бригадир Пилсудский вновь активно окунулся в политику. По его мнению, на галицийской политической сцене сложилась благоприятная ситуация для того, чтобы отвоевать утраченные в момент создания ГНК позиции. Дело в том, что в последней декаде октябре 1914 года на фоне кризиса Восточного легиона Главный национальный комитет покинули национальные демократы и их единомышленники из других партий, сторонники решения польского вопроса в опоре на державы Антанты, прежде всего Россию. Пилсудский предложил ослабленному расколом ГНК расширить свой состав за счет его Польской национальной организации, оказавшейся к тому моменту не у дел. Руководители ГНК приняли предложение Пилсудского. Вот как описывал мотивы этого решения член исполкома ГНК Константы Сроковский: «По ту сторону стрелковых окопов это был единственный человек, который вел за собой ряд людей, преданных ему слепо и до конца, который мог их класть на колеблющуюся чашу весов и снимать с нее по своей воле. Поэтому нельзя было начинать против Пилсудского процесс из-за того, что он, нарушая принципы лояльности ГНК и его конституции, вступал в соглашения с немцами, а нужно было, когда он возвращался с этой неудачной прогулки, принять его так, как этого требовала общая ситуация и расстановка действующих в ГНК реальных сил»[132].

22 ноября 1914 года Главный национальный комитет пополнился тремя представителями Польской национальной организации – С. Довнаровичем, М. Сокольницким и В. Токажем. 30 ноября съезд ПНО принял решение о самороспуске и передаче своих функций ГНК. Вслед за этим произошли важные изменения в руководстве ГНК. Место покинувшего свой пост председателя ГНК Ю. Лео занял В. Яворский, в состав исполнительного комитета были избраны сторонники Пилсудского: социалист Дашиньский, Сокольницкий (он возглавил генеральный секретариат ГНК), а также руководители военного департамента В.Сикорский и организационного департамента – социалист Зыгмунт Марек. Но это была только видимость успеха Пилсудского, поскольку его влияние на принимаемые ГНК решения по-прежнему было невелико.

Да и общая ситуация ноября 1914 года не способствовала актуализации вопроса о судьбе Польши. Австро-Венгрия после русских успехов на фронте оказалась в весьма затруднительном положении, ее руководству нужно было думать о судьбе собственной страны, а не о будущем Царства Польского. Эвакуировавшийся в Вену Главный национальный комитет был крайне ограничен в своих возможностях влиять как на польское общество, так и на правительство империи. Поэтому Пилсудский пытался использовать комитет главным образом для того, чтобы получить с его помощью от командования австро-венгерской армии большую свободу действий, а также согласие на объединение всех частей польского легиона, использовавшихся австрийцами поодиночке.

Тяжелая военная ситуация Австро-Венгрии стала главной, пожалуй, причиной сближения между Пилсудским и ГНК во время его приезда с фронта в Вену во второй половине декабря 1914 года. Это открыто проявилось 21 декабря во время данного Яворским в его честь торжественного ужина в одном из венских ресторанов. Политики различных направлений, аристократы, писатели, университетские профессора, офицеры легиона и прочие представители польской элиты из Галиции, эвакуировавшиеся в Вену из Кракова и Львова в связи с русским наступлением, всячески превозносили в своих речах военные заслуги Пилсудского и его легионеров. Конечно, это не могло не тешить самолюбия бригадира и его соратников, посвятивших свою жизнь делу освобождения Царства Польского. Во время банкета произошел весьма знаменательный инцидент. В своем тосте известный в то время писатель Густав Даниловский, служивший в 1-й бригаде легиона, стал льстиво укорять своего командира в том, что не бережет свою жизнь в боях и лезет под пули. Пилсудский ударил кулаком по столу и крикнул: «Смирно! Если хотите критиковать вашего коменданта, то снимите мундиры. Вы солдаты. Вы должны слепо слушаться, а не критиковать...»

Это был не единственный пример начавшегося возвеличивания командира 1-й бригады польского легиона. Как отмечал один из современников, все считали Пилсудского как минимум исторической личностью, олицетворением и символом легиона. И бригадир против этого не возражал. Показателен обмен речами между Сикорским и Пилсудским при посещении раненых и больных солдат из его бригады в сочельник Рождества 1914 года. Сикорский отметил, что именно его спутник взял на себя весь груз ответственности за вторжение стрелков на территорию Царства Польского и подчеркнул: «Его воля и решимость преодолели колебания». В ответ Пилсудский подчеркнуто скромно заявил, что бремя славы, которое сейчас ложится на его плечи, принадлежит не ему – все, что он сделал, сделано только благодаря верной, неустрашимой помощи солдат.

Свою признательность Пилсудскому демонстрировали и австрийцы. 31 декабря 1914 года бригадир был принят на аудиенции 84-летним императором Францем Иосифом. Монарх с большой теплотой отозвался о польском легионе и особенно подчеркнул тот факт, что поляки выставили не только рекрутов в постоянную армию, но и сильный добровольческий корпус. Всевозможные благотворительные акции в пользу легиона, в том числе сбор теплой одежды, организовывала эрцгерцогиня Изабелла. Но при этом австрийцы вовсе не собирались менять своих взглядов на судьбу Царства Польского и роль легиона. Даже после того, как Центральным державам удалось переломить ситуацию на Восточном фронте в свою пользу, они не торопились связывать себя какими-либо обязательствами в польском вопросе. Берлин и Вена все еще надеялись на возможность заключения сепаратного мира с Россией, особенно после того, как им вновь улыбнулось военное счастье. В отличие от Пилсудского они не рассматривали легионеров как зародыш будущей польской армии. Поэтому легион наряду с другими войсками использовался на различных участках Восточного фронта, в том числе в Карпатах, где бои носили особенно кровопролитный характер. Это не нравилось Пилсудскому, опасавшемуся, что большие военные потери приведут к обескровливанию легиона и окончательной утере им своего значения как козыря в игре с Центральными державами, ставкой в которой был будущий статус Польши.

Не могло не беспокоить Пилсудского и нарастание разногласий между ним, руководством военного департамента ГНК и командирами других легионерских частей. Командир 1-й бригады подходил к войне как политик. Он не чувствовал себя гражданином Австро-Венгрии, не был ее патриотом, поэтому вовсе не собирался твердо следовать данной присяге. С империей Габсбургов он идентифицировал себя только в той степени, в которой она могла помочь в достижении главной цели его жизни. Пилсудский считал нужным уже во время войны сформировать своего рода национальное правительство Царства Польского, независимое от ГНК, добиться от Центральных держав предоставления русской Польше политического статуса и национальных свобод по образцу Галиции. Его уже не устраивал бригадирский статус – он хотел иметь в подчинении всех легионеров. Считая, что лишь его бригада адекватно выражает интересы поляков Царства Польского, Пилсудский добивался, чтобы все добровольцы из этой провинции направлялись только к нему. Точно так же смотрели на войну его соратники, в этом же духе они воспитывали своих подчиненных из 1-й бригады легиона.