Происхождение Русского народа - великорусского, украинского, белорусского. Славяне в древности - Николай Севастьянович Державин

доказать, что польский народ в древности не знал родового строя, как именно в Польше. Следить за этою литературой, откровенно говоря, не представляет никакого интереса. Чаще всего — это откровенные или замаскированные попытки доказать, что польский народ никогда не знал коллективной собственности, а чуть ли не родился на свет божий уже частным собственником и таким остаётся вплоть до настоящего дня. С другой стороны, однако, несомненная наличность в истории польского народа ярких пережитков родового строя заставляет признать и эту группу польских историков, что всё же нечто вроде родового строя было известно и польскому народу в древности, следовательно, надо найти какой-то выход из этого противоречия. И они стараются найти его в различных компромиссных комбинациях, которые при этом строятся таким образом, что принцип частной собственности не терпит ни малейшего ущерба. К этой группе польских историков принадлежат Тадеуш Войцеховский (Wojciechowski Tadeusz), автор известной монографии, вышедшей в Кракове в 1873 г. под заглавием

Chrobacya (т. I), посвящённой исследованию названий населённых пунктов в Малополье, т. е. в Краковской области, которую он называет Chrobacya, т. е. «Хорватия»; затем — Кароль Потканский (Karol Potkariski), давший целый ряд работ на ту же тему — о различных типах наименований населённых пунктов в древней Польше; частично Станислав Закржевский. Критическому обзору этих работ, а затем и собственному исследованию того же предмета посвящена обстоятельная монография Фр. Буяка (Franciszek Bujak) — Studya nad osadnictwem Malopolski, напечатанная в 1905 г. в «Трудах» (Rozprawy) Краковской Академии Наук (т. XXII).

Для того чтобы уяснить себе основную целеустремлённость названных выше польских историков, поставивших своею задачею разрешение проблемы общественного строя в древней Польше путём исторического анализа различного типа наименований населённых мест, следует иметь в виду, что, согласно общепризнанному мнению, населённые пункты с так называемыми патронимическими названиями, о чём мы говорили выше, представляют собою, предположительно, наиболее старый тип посёлка, т. е. посёлка эпохи родового строя, носившего обычно имя своего родоначальника в форме патронимического прилагательного множественного числа на — ичи, — овичи, — вци; западных славян на — ici, — ice и т. п.: Враничи, Поповичи, Яковци; чешек. Domafilici, польск. Wadowice и т. п. Задача названной группы польских историков сводится, в основном, к тому, чтобы аннулировать это общепринятое в исторической и юридической литературе положение и дать иную картину происхождения различных типов поселковых наименований на территории Польши и, в частности, доказать, что так называемые патронимические наименования населённых пунктов не представляют собою наследия былого родового строя. Так, например, Fr. Bujak утверждает, что древнейший тип поселений в Польше составляют те, которые носят топографический характер, т. е. отражают в своих названиях характерные особенности местности расположения посёлка, вроде, например, наименований, составленных из имён рек, лесов и деревьев, а также из давно исчезнувших выражений — aha и — afa (aqua), — loh (locus), — mar (fons), — tar (arbor) и т. п.; или наименований, указывающих на влажность, болотистость почв расположения посёлка, вроде, например, brodno, brodlo, brudno, brno (гл. brnac — «брести, ходить по грязи»), bagno, bloto, beblo, chechlo, chrapy и т. п. (стр. 298); или, наконец, наименований с окончанием — ica, считающихся обыкновенно, по автору, именами рек (стр. 299). Автор стоит на той точке зрения, что вначале первенствующая роль принадлежит самой земле, преобладающей над человеком, её насельником, кочевником, и только с течением времени преобладающая роль переходит к насельнику (296). Вместе с развитием частной собственности все чаще и чаще начинают выступать личные имена как элемент, лежащий в основе производства наименований населённых пунктов (295, 297 сл.). Для допущения системы родового поселения в XII и XIII вв. источники, по автору, не дают никаких оснований. Польское и, в частности, малопольское население в этом периоде (ХП-ХШ вв.) представляло собою, по автору, обычно, совместное поселение; однако уже в это время, согласно утверждению автора, имеются и многочисленные следы поселения индивидуального или однодворового.

Самое интересное и наиболее ценное в монографии Fr. Bujak — это уточнение понятия об ополс (vicinia) в эпоху племенного быта у поляков в древности. Опале, по автору, это, прежде всего, территориальная, а не родовая единица, это территориальное объединение нескольких сёл (от 10–20); бывали, однако, ополя и больших размеров. В пределах одного ополя (vicinia) все население его образует соседей (vicini), связанных в пределах территории ополя определёнными правовыми нормами в пользовании землёй. Первоначально только ополя имели определённые границы; сёла же, расположенные в пределах ополя, оставались в таких отношениях к этим границам, как сейчас, замечает автор; хозяйства, состоящие из нескольких десятков кусочков, относятся к территории села. Дисциплинарная (по суду) ответственность населения ополя, а особенно его коллективные обязательства в отношении исполнения распоряжений правительственной власти, свидетельствуют о том, по автору, что более подробное различение между сёлами и населением ополя было затруднительным. Автор подчёркивает, как важный пережиток первичной общности территории между многими сёлами, право выпаса скота на землях соседних сёл на основе взаимоуслуги по отношению друг к другу в среде определённой группы сёл. Автор высказывает предположение, что между ополем и племенною территорией была некая посредствующая единица политической (государственной) организации. В большинстве же известных случаев, утверждает автор, ополе равнозначно с городом (civitas — географа баварского), который позже стали называть в Польше каштелянией. Автор настойчиво отмежевывается от жупы или жупанки. Польское opole — civitas, заявляет он, не было жупой. В Польше и Чехии в XII и XIII вв. жупа, говорит автор, означала все взносы населения в пользу государства; другими словами — с точки зрения правительственной администрации — жупою в Польше назывался всякий доход княжеской казны. Ввиду того, что важнейшие доходы в Краковской земле поступали с солеварен и с соляных рудников, жупами здесь назывались соляные каменоломни. Правительственные урядники (чиновники) называются в это время в Польше вообще жупанами, как сборщики с населения государственных взносов и даней…

Из сказанного выше польским историком относительно ополя у поляков в древности с совершенной очевидностью вытекает, что ополе (vicinia) представляет собою не что иное, как территориальную общину или соседскую общину — марку, и в этом смысле — организацию, совершенно тождественную с жупою или жупанией у южных и других западных славян. Что означала жупа и жупания в Польше и в Чехии в ХП-ХШ вв., это совершенно особый вопрос, вопрос исторически преемственной традиции в специальном отложении данного термина в определённой области хозяйственной жизни. Для нас важно, прежде всего; то, что в допястовскую эпоху, т. е. в эпоху племенного строя и родовых отношений, польское общество знало родовой строй в полном объёме, как знали его