Сицилиец - Марио Пьюзо

В 1948 году христианские демократы одержали полную победу на выборах в Сицилии, что помогло и их общей победе в Италии. Было ясно, что они теперь надолго закрепились у власти. Дон Кроче стал некоронованным королем Сицилии, католическая церковь — официальной религией, а министр Трецца — не сразу конечно, но в обозримом будущем — готовился стать премьер-министром Италии.

В итоге оказалось, что прав был Пишотта. Гектор Адонис принес весть от дона Кроче, что из-за побоища у прохода Джинестры амнистия для Гильяно и его людей исключена. Мог разразиться страшный скандал — вновь посыплются обвинения, что подоплекой всему была политика. Газеты захлебнутся от ярости, а по всей Италии прокатится волна забастовок. Дон Кроче просил передать, что руки у министра Треццы, естественно, связаны, а кардинал Палермский не может помогать человеку, которого обвиняют в гибели невинных женщин и детей, но он, дон Кроче, будет по-прежнему добиваться амнистии. А пока суд да дело, он советовал Гильяно, для его же блага, эмигрировать в Бразилию или в Соединенные Штаты — тут дон Кроче постарается помочь ему всем, что в его силах.

Люди Гильяно были поражены тем, как спокойно отнесся он к этому предательству, словно и не ждал ничего другого. Он отвел отряд глубже в горы и велел своим помощникам разбить лагерь рядом с его собственным, так как они могут в любой момент ему понадобиться. Дни шли, а Гильяно, казалось, все глубже уходил в себя. Несколько недель главари групп с нетерпением ждали его приказаний.

Как-то утром он отправился в горы один, без телохранителей. И вернулся, только когда стемнело. Он возник из темноты и остановился в свете костров.

— Аспану, — сказал он, — собери главарей.

Земли принца Оллорто тянулись на сотни тысяч акров; на этих полях произрастало все, чем Сицилия кормила Италию вот уже доброе тысячелетие: лимоны и апельсины; зерно; бамбук; оливы, дававшие столько масла, что им можно было бы наполнить не один колодец; виноград, из которого делали вино; океаны помидоров, зелени, перца, баклажан королевского фиолетового оттенка, размером с человеческую голову. Часть этих земель сдавалась крестьянам в аренду за половину урожая, но принц Оллорто, как большинство других землевладельцев, всегда собирал еще и пенку — за сельскохозяйственную технику, за семена, за средства перевозки — и все с процентами. Так что крестьянин в лучшем случае получал двадцать пять процентов сокровищ, добытых им потом и кровью. И все же по сравнению с нищенскими заработками поденщиков это считалось неплохой жизнью.

Почва здесь была плодородной, но, к сожалению, помещики значительную часть своих земель не обрабатывали, и она пропадала зря. Еще в 1860 году великий Гарибальди обещал, что у каждого крестьянина будет свой кусок земли. Однако и сейчас у принца Оллорто сто тысяч акров лежали под паром. Для него, как и для других представителей знати, это был своеобразный капитал — землю распродавали по кускам, чтобы удовлетворить очередной каприз.

Во время последних выборов все партии, включая партию христианских демократов, обещали расширить и провести в жизнь закон о пользовании землей. Закон этот гласил, что крупные помещики должны сдавать свои земли, лежащие под паром, в аренду крестьянам за определенную плату.

Но землевладельцы придумали способ, как этого избежать: они платили деньги главарям мафии, и те нагоняли страху на всех, кто вздумает претендовать на землю. В день распределения земельных участков достаточно было главарю мафии проехаться верхом вдоль границ поместья, чтобы ни один крестьянин не осмелился туда сунуться. Тех же, кто все-таки отваживался, помечали: и сами они, и все мужчины в их семье были обречены. Так продолжалось вот уже сто лет, и каждый сицилиец знал это правило. Если поместье опекала мафия, никто и не думал подступаться к землям. Рим мог издать сотни законов, но они так и оставались на бумаге. Как-то в беседе с министром Треццой дон Кроче проговорился: «Да при чем тут ваши законы? Они не имеют к нам никакого отношения».

Вскоре после выборов был назначен день, когда крестьяне могли получить участки из невозделываемых земель принца Оллорто. По распоряжению правительства разделу подлежали все сто тысяч акров. Руководители левых партий призывали народ воспользоваться своим правом. И вот настал день, когда у ворот дворца принца Оллорто собралось почти пять тысяч крестьян. Под огромным тентом, где были расставлены столы и стулья, наряду с представителями властей присутствовали чиновники, занимающиеся оформлением документов на земельные участки. Были тут крестьяне и из Монтелепре.

По совету дона Кроче принц Оллорто нанял шестерых главарей мафии в качестве gabelloti. [люди, выполняющие в мафии всякие мелкие поручения, здесь — охранники(итал.)] В то ослепительное утро, обливаясь потом под расплавленным сицилийским солнцем, все шестеро разъезжали верхом вдоль стены, окружавшей поместье. Крестьяне, сгрудившиеся под вековыми оливковыми деревьями, наблюдали за этой шестеркой, известной своей жестокостью на всю Сицилию. Крестьяне не расходились, словно надеясь на чудо; вперед же их не пускал страх.

Однако напрасно было ждать чуда со стороны сил закона и порядка. Фельдфебель, командующий карабинерами, получил приказ от самого министра Треццы никого не выпускать из казарм. В тот день во всей провинции Палермо нельзя было встретить ни одного полицейского в форме.

Толпа стояла у стен поместья принца Оллорто и ждала. Шесть главарей мафии с бесстрастными лицами мерили с точностью метрономов расстояние вдоль стены; у каждого за спиной висела лупара, в чехле покоилась винтовка, а под курткой — заткнутый за пояс пистолет… Крестьяне развязали мешки с едой и откупорили бутылки с вином, словно надеясь, что лошадям это все надоест или они вдруг возьмут и унесут отсюда драконов-хранителей. В основном здесь были мужчины, всего лишь несколько женщин и среди них — девушка по имени Юстина. Она пришла сюда вместе с родителями, чтобы выказать презрение убийцам Сильвио Ферры. Тем не менее никто из них не решался пересечь ту линию, по которой двигались лошади, и потребовать землю, полагавшуюся им по закону.

Однако не только страх удерживал их — всадники были «уважаемыми людьми», фактически законодателями в своих селениях. «Друзья друзей» создали свое теневое правительство, действовавшее куда решительнее, чем римские власти. У крестьянина украли корову или овцу? Что ж, пусть пожалуется карабинерам и — распростится со своим добром. Зато если он попросит помощи у главарей мафии и заплатит двадцать процентов стоимости пропажи, скотина будет найдена и возвращена, а крестьянин сможет спать спокойно — это больше не повторится. Если какой-нибудь задира распалится так, что невинный крестьянин окажется убитым за стаканчиком вина, власти в редких случаях способны его осудить из-за ложных показаний свидетелей и закона omerta. Но стоит семье погибшего обратиться к одному из шести «уважаемых людей», как наступает возмездие и торжествует справедливость.

Шестеро главарей держались друг от друга на расстоянии; если бы они сбились в кучу, это было бы признаком слабости. Каждый гарцевал в отдельности — точно независимый властелин, и каждый по-своему был страшен. Наибольший ужас внушал дон Сиано из Бисакино на серой в яблоках лошади. Ему было уже за шестьдесят, и лицо его было тоже серым и крапчатым, в масть лошади. Он прославился тем, что в двадцать шесть лет зверски зарезал своего предшественника, убившего отца дона Сиано, когда самому дону было двенадцать лет. Он прождал четырнадцать лет и отомстил… С тех пор он правил в своем крае железной и кровавой рукой.