Золотой лук. Книга первая. Если герой приходит - Генри Лайон Олди

«А настоящий Зевс не гневается?» – удивился я.

Аид старший, повторил отец. Другого ответа я не дождался.

– Горе тебе, Главк, – возгласил жрец, едва шагнув за порог. – Великое горе!

– Горе, – согласился отец.

– Главк Эфирский умрет бездетным! Ты помнишь эти слова?

– Помню. Как такое забыть?

– Когда ты их услышал впервые? От кого?

– От тебя. Ты сказал это за три года до рождения Алкимена.

Жрец воздел руки:

– Не я их сказал! Я лишь донес до тебя волю богов. И что же сделал ты? Что подсказал тебе твой хитроумный родитель?!

Отец промолчал.

– Богов не обмануть, Главк, – будничным тоном произнес жрец. – Это не колесничные гонки, где ты обходишь соперников одного за другим. Состязание с богами – путь в никуда. Даже если на старте тебе кажется, что ты вот-вот победишь, на финише тебя ждет разочарование.

– Может быть, – отец пожал плечами. – Но я все-таки попробую.

Для меня их разговор был лишен смысла. Главк Эфирский умрет бездетным? Разумеется. Папа бесплоден, о чем тут спорить?! Мы все приемыши, живые и мертвые. С одной лишь разницей – братьев родила мама, меня же принесли ночью. Принесли и оставили по настоянию деда.

⁂

Понадобилось время, чтобы я узнал, о чем говорил жрец.

Наверное, поэтому, спустя годы, когда у меня родился сын, я назвал его Гипполохом – тем, кто знает лошадиное слово. А внука – внука я велел назвать Главком.

Я не ошибся. Если Главк Первый воистину сражался с судьбой, то Главк Второй прославит себя под Троей. Храбрец среди храбрецов, он не отступит перед сильнейшими из ахейцев – и падет, сражаясь за тело Ахилла. Тело моего внука отнесет домой для захоронения сам Аполлон. Согласитесь, это кое о чем говорит.

Главк – хорошее имя. Сильное.

Впрочем, о гибели Главка Второго мне сообщат уже после моей смерти.

– У кого-нибудь есть предложения?

Предложений не было.

– Дельные предложения?!

Дельных – тем более.

– Дочь моя! – вскричал Зевс. – Наши глотки пересохли. Ну-ка, поторопись! Кто же размышляет насухую?

Вечно юная красавица Геба обнесла собравшихся кубками с нектаром. Здесь все были красивы, многие – вечно юные. Но природа Гебы была такова, что чужая юность меркла рядом с ней. Поэтому с кубками Геба управлялась быстро, опасаясь, что ее задержку возле кого-нибудь из богинь сочтут злым намеком. Убедившись, что никого не пропустила, дочь Зевса взяла еще один кубок, вдвое больше прочих, и пошла на двор – кормить Эфона, отцова любимца.

Там она перелила нектар в деревянную плошку – пить из кубка Зевесов орел не умел, проливал вниз, на землю. Тогда в небесах начиналась гроза, а владыка богов бранил ветреную Гебу, называл безрукой.

Боги выпили. Пир продолжился.

Нет, не пир – совещание.

– Свои стрелы я ношу с собой, – задумчиво сказал Аполлон. – В колчане.

Зевс ожег сына взглядом, как кнутом:

– Ты предлагаешь мне носить молнии в колчане?

Аполлон промолчал.

– В колчане! – не унимался Зевс. – Сравнил молнию со стрелой! Кстати, что ты делаешь, когда стрелы заканчиваются?

– Колчан, – напомнил Аполлон. – Он неиссякаемый.

Зевс посмотрел на Гефеста.

– Забудь, – кузнец допил чашу, отер усы. Даже с отцом он был груб, иначе не умел. – Колчан для молний? Пусть делает кто-нибудь другой.

– Другой?

В голосе Зевса прозвучала угроза.

– Ага, – кузнец остался хладнокровным. – Всех-то дел: найти мастера лучше Гефеста. Найти или родить, без разницы.

По бороде хромого труженика текли ручьи соуса: мед, уксус, тимьян. Со свининой бог давно покончил, сейчас он доедал остатки гороха с чесноком. Черпал руками, прямо из золотой миски, украшенной по краю фигурками пляшущих сатиров. Даже на олимпийских пирах Гефест не желал довольствоваться нектаром и амброзией, предпочитая еду посущественней.

Кто хорошо работает, говаривал он, тот хорошо ест.

– Морем? – предположил Посейдон. – Если морем, я готов подумать.

Зевс повернулся к брату:

– Как ты себе это представляешь?

На советах богов Посейдон или молчал как рыба, или спорил до хрипоты. Сегодняшняя идея не была ни спором, ни молчанием. Тем больше подозрений она вызвала у хозяина Олимпа. Все необычное – опасно. Учитывая ревность брата к могуществу Зевса, младшего годами, но старшего титулом, все, что предлагал Посейдон, следовало трижды взвесить, оценить, измерить.

– С Тринакрии выходим в Ионическое море…

Широким жестом Посейдон нарисовал в воздухе карту. Все было как живое: острова, волны, барашки пены. Где-то закричали чайки.

– Идем на восток, между Кефалленией и Закинфом. Берем южнее, спускаемся, огибаем Пелопоннес. Дальше на северо-восток, проходим Киклады. Возле Андроса входим в Месогийское[75] море…

Все притихли. Следили за крошечной ладьей, плывущей по воле Посейдона.

– Плыть в обход? – нарушила молчание Афродита. – Зачем? Пелопоннес вон какой большой!

На советах богиня любви обычно молчала. Но не всегда.

– Это долго, дядя. Почему бы не пойти напрямую, как все?

– Это как?

– Через Крисейский залив.

– Крисейский? – Посейдон стал багровым, как спелый гранат. – А через Истм как? Потащим молнии волоком? По перешейку? Быков запряжем?!

Афродита обиженно поджала губы:

– Вели смертным прорыть Истм. Их как муравьев, за год справятся. И кораблям проще будет ходить. Корабли, между прочим, по твоей части, еще спасибо мне скажешь. Маяк поставь…

– Нельзя, – вмешался Аполлон.

– Почему?

– Моя пифия в Дельфах сказала: «Не снабжай перешейка башней и не прорывай его!» Я ей верю, она без причины слова не вымолвит. Было, значит, видение. Пророем Истм – пожалеем.

– Повторяю для слабоумных…

Посейдон взмахнул рукой так, словно держал трезубец. Кое-кто из пирующих даже начал озираться: не поднялись ли волны?

– Делаем крюк, заходим в Месогию. Затем на северо-северо-запад, вдоль побережья Эвбеи. Входим в Фермейский залив, причаливаем. От берега до Олимпа – сотня олимпийских стадий[76], всего-ничего. Тут мы что-нибудь придумаем. Или ты, – он мотнул головой в сторону брата, – будешь ждать на берегу. Так даже проще…