Смерть мелким шрифтом - Светлана Чехонадская

— Боясь конфискации, Миша начинает покрывать сестру. В противном случае, думаю, он сразу направился бы с пистолетом в милицию. Не сомневаюсь в этом ни секунды! Наследство он решил получить в любом случае. А еще Мише был нужен адрес Марины, чтобы отдать его вам. Он, наверное, в телефонном разговоре с ней разыграл алчность в особо крупных размерах, потребовал немедленной уплаты за услугу, напросился в гости, но получил только телефон: адреса она не знала, поскольку и не собиралась звать Мишу в Лазурное. Поговорив с сестрой, Миша немедленно позвонил вам, как и обещал. Он оказался намного осторожнее, чем вы, он не пользовался мобильным. Впрочем, может, ему было жалко денег? Наверное, он разыскал вас на работе, объяснил, что у него есть новости, и вы поступили как настоящий, классический босс. Вы сказали ему: «Не надо ничего рассказывать, не трать время. Тебе сейчас позвонит один человек, ему все объяснишь».

Почему вы выбрали Олейникова? Ну, он и его друзья, видимо, давно оказывали вам разные услуги. В истории с Олегом милиция и не сомневалась, что это их рук дело. Только доказать ничего не смогла. Может, вы слышали, что Олейников родом из этих мест, а может, вы вообще его знать не знаете. Вы позвонили какому-то человеку, обрисовали ему примерный масштаб услуги, которую хотели бы получить, а он сам уже распределил роли. Вскоре Мише на мобильный позвонили. Он не знал, кто это, человек сказал ему только, что он от вас, и Миша рассказал ему все, что знал. Что же он знал, кстати? Что сестра в Лазурном, что живет где-то в районе конечной остановки маршрутки номер двенадцать, что телефон ее такой-то. Еще он, наверное, описал ее. Сказал: «Грудастая».

На следующий день он поехал на дачу, нашел пистолет и отправился в овраг. Соседка заметила, что на его ботинках была глина… Там он зарыл улику. Тут есть интересный момент: после разговора с Олейниковым Миша все-таки поехал в аэропорт за билетом в Лазурное. Почему он решил слетать туда? Наверное, прикинул: чего двум тысячам пропадать! У него был срочный карточный долг. Поспешил он и сдать дом; видимо, рассудил так: даже если Марину не убьют, она сядет. Пока разберутся, то да се, можно будет получить деньги за несколько месяцев. Речь ведь шла о десяти тысячах, как минимум! В общем, пожадничал. Уж в Лазурное-то не надо было ехать. Конечно, если бы он знал, что вы так быстро отреагируете, он бы поостерегся, позаботился об алиби, но… Подставился, дурак. Да вы и правда удивительно быстро отреагировали… Миша прилетел, позвонил, доехал до конечной остановки, побродил там, снова позвонил, опасаясь все-таки называть себя, и лишь потом догадался, что, может, зря он тут околачивается. И рванул обратно в аэропорт.

Дождь закончился. Выглянуло солнце. Улица за окном стала ослепительной, и Владимир Александрович вспомнил Лазурное в первые солнечные дни своего отпуска. Вспомнил капли на лаковых южных листьях, вспомнил пляж с серо-зелеными волнистыми отметинами шторма, вспомнил все нелепости российского юга — и вдруг заскучал именно о них.

— Я закругляюсь, — грустно сказал он. — Конечно, Олейникову или вам с вашими связями было гораздо проще, чем Мише, узнать адрес Марининой хозяйки по ее телефону. Олейников прилетел в Лазурное уже днем. Это, кстати, было неосторожно с его стороны: воспользоваться самолетом для поездки туда и обратно. Его увидел в аэропорту и узнал один его старый враг. Он вообще-то наглый, этот ваш Олейников.

Губы Грибова злобно искривились, но он ничего не сказал.

— Олейников следил за домом, и некоторые свидетели обратили на него внимание, тем более что он, не очень-то скрываясь, расспрашивал мороженщицу о Марине. В девять он позвонил ей. Что он ей сказал, Виктор Сергеевич? Что приехал от вас и приехал с хорошими новостями? Может, это вы звонили, а? Она знала его, видела раньше? Ну, неважно, — продолжал Ивакин, не получив ответа от намертво замолкшего Грибова. — Главное, что он ее выманил. Назначил место — главное тусовочное и одновременно самое опасное место Лазурного. Он очень хорошо выбрал и время, и место убийства. Она приехала туда одна, они встретились и пошли в парк поговорить. Она что-то объясняла, а он успокаивал ее, обнимая за шею. Они дошли до смотровой площадки, это было около десяти, стояли там некоторое время, он, может, снова приобнял ее, дружески так потрепал за шею, чтобы расстегнулась цепочка с кулоном, ради которой полезешь в любую темноту — у меня был похожий случай: парень так же заманил жертву, хотя сам заранее свистнул украшение…

Ах, эта цепочка. Сколько я думал о ней! Вы и не знаете, Виктор Сергеевич, наверное, что она была чуть ли не главной зацепкой следствия, эта дешевая цепочка с топазом. Ведь Марина хвасталась перед хозяйкой. Ей, видимо, нравилась давно забытая роль богатой дочери замминистра. Эти броские наряды, этот халат — материн, надо полагать, — они произвели впечатление на домохозяек Лазурного. Вот курортница и прихвастнула немного. Сказала, что это старинное украшение, хозяйка ухватилась: бриллиант?! Марина не опровергала… Этот «бриллиант» долго не давал покоя следователям Лазурного. Если бы Миша им не подвернулся под руку, думаю, они бы поиски вели прежде всего в этом направлении. Там ведь уже такая версия была: злоумышленник украл драгоценность, заранее изготовив ее копию, которую для отвода глаз выбросил в аэропорту. А что, убедительно, — сказал Ивакин сам себе. — Но все, что я узнал о характере Марины Леонидовой, подсказывало: нет, к вещам она относилась бережно. Она надевала эту цепочку с кулоном на пляж потому, что знала: особой ценности эта вещь не представляет, никакой грабитель на нее не польстится. Но цепочка была ее талисманом. Поэтому, решив, что она упала вниз, Марина не раздумывая полезла на берег. Точно так же полезла и женщина в том давнем деле, которое я вспомнил… Думаю, фонари еще горели, и Марине было не страшно. Олейников полез с нею, он помогал искать эту цепочку внизу среди камней, хотя она, наверное, лежала в его кармане. А потом он сделал то, за что получил деньги. От вас.

Ивакин, наконец, полноценно выдохнул. Он только сейчас почувствовал, как сильно билось сердце во время разговора, который можно было назвать и монологом, если бы не изменчивые глаза Грибова, участвовавшие в разговоре помимо его воли. И еще Ивакин ощутил печаль. Она всегда настигала его по окончании любого дела, когда он говорил главные слова. Эти слова произносились, и события, которые они называли, переходили в разряд непоправимых.

— Какие зацепки могут быть у милиции? — проговорил Ивакин. — Ну, во-первых, сам Олейников. Можно выяснить также, кто по милицейским или каким-то другим каналам узнавал адрес Марининой хозяйки. Не удивлюсь, если это окажетесь вы. Против вас косвенно свидетельствуют ваши два звонка Мише на мобильный. Содержание их известно — вы искали Марину. И главное, можно сильно надавить на Мишу, и он признается в том, что сам звонил вам и сообщил, где находится сестра. Наконец, если будет доказано, что Марина убила вашу любовницу, — а это будет доказано: достаточно найти пистолет и просто-напросто заверить Мишу, что никакая конфискация ему не грозит, — то появится и мотив. — Ивакин вздохнул. — Но я думаю, Виктор Сергеевич, что на суде не удастся доказать вашу причастность даже в том случае, если киллера арестуют.

На этот раз глаза Грибова совершенно не изменились. Он, видимо, ждал этих слов, ждал даже с любопытством — стиль Ивакина явно забавлял его.