Друид - Клауде Куени

— Приветствую вас, варвары, — пошутил он и, взглянув на меня, с довольной улыбкой заметил: — Насколько я понял, ты оказался не по зубам богу подземного царства! Он не смог тебя пережевать и просто выплюнул!

— Да, ты прав, Сильван, я недолго гостил на том свете. Меня отпустили и велели вернуться позже, так как мое время еще не настало. Кстати, той ночью я очень удивился, когда узнал от стражников-аллоброгов, что ты решил не дожидаться меня. Одного из моих рабов они нашпиговали стрелами, а я едва уцелел, прикрывшись его телом.

— На этих аллоброгов нет никакой управы! — наигранно возмутился офицер. — С них нельзя спускать глаз. Стоит потерять их из виду, как они тут же что-то натворят. Подумай только, несколько дней назад мы обнаружили на берегу реки обезглавленные тела трех солдат из четвертой когорты. Их головы насадили на колья, вбитые у самой воды.

— Похоже, кто-то решил принести жертву богам, — заметил я с невинным видом.

— Если бы у меня кто-нибудь спросил, кто это сделал, то я, ни мгновения не сомневаясь, ответил бы, что легионеров убили аллоброги!

Я лишь пожал плечами. Если честно, то я был очень доволен собой. Мне удалось до такой степени напугать командира отряда аллоброгов, что он выполнил все мои указания. Если Цезарь хочет завоевать Галлию, то для начала он должен повесить всех друидов.

— Но я пришел сюда не для того, чтобы рассказать вам эти новости. Авл Гирт и Гай Оппий беспокоятся о тебе. Похоже, твоя жизнь дорога им, поскольку они хотят, чтобы ты стал писарем в канцелярии Цезаря. Они велели спросить у тебя, согласен ли ты выполнять обязанности переводчика завтра, когда кельтская делегация прибудет в наш лагерь.

Я ответил:

— Да, Сильван, можешь передать им, что в назначенное время я буду у палатки Цезаря.

Вдруг мне в голову пришла мысль, которая показалась мне озарением свыше и помогла все расставить на свои места. Возможно, боги намеренно так поступили со мной, руководствуясь какими-то только им известными соображениями? Наверняка у них были на то веские причины.

Так всегда бывает с богами. Они решают, что должно с нами произойти, и подают нам знаки, а мы, простые смертные, разбиваем себе лбы, пытаясь понять, что же они имели в виду. Проще всего было бы предположить следующее: боги не хотели, чтобы я стал друидом. Но такое толкование происшедшего меня совсем не устраивало.

— У меня есть разговор и к тебе, Нигер Фабий, — сказал офицер.

— Присаживайся же, Сильван, будь моим гостем!

— Спасибо. Только представь себе: если Урсула повысят и назначат префектом лагеря, то у меня есть неплохие шансы стать в ближайшем будущем главным центурионом.

О да! Эта должность, наверное, будет стоить тебе целого состояния! — пошутил Нигер Фабий.

— Ты что, сомневаешься в моей смелости, араб? — со злостью прошипел Сильван. Если честно, то я не ожидал от него такой реакции на безобидную шутку купца.

— Нет, о смелейший из Сильванов, — рассмеялся Нигер Фабий. — В твоей смелости я не сомневаюсь. А вот в твоих финансовых возможностях… Тех пяти серебряных денариев, которые ты смог выманить у моего юного друга, тебе явно не хватит.

— Ты согласишься дать мне в долг определенную сумму? лицо офицера вдруг стало очень серьезным.

— Нет, — не задумываясь, ответил Нигер Фабий, — ни одному римлянину, находящемуся в Галлии, я не дам в долг даже одного сестерция. Слишком уж здесь неспокойно.

— Послушай меня внимательно, араб! Уходящий в отставку praefectus castrorum хочет подарить Цезарю лошадь, потому что проконсул помог ему арендовать в Риме недвижимость по очень выгодной цене.

— А я думал, что Цезаря больше интересуют женщины, чем лошади, — сказал Нигер Фабий.

— Ты прав, купец. Но между этими двумя увлечениями есть одна существенная разница: женщинами Цезарь овладевает бесплатно, а лошадей ему приходится покупать.

— Мне очень жаль, Сильван, но у меня нет лошадей, которых я хотел бы продать, — примирительным тоном сказал Нигер Фабий.

— А как же те, что привязаны за твоим шатром? За обеих лошадей — за коня и кобылу — я предлагаю тебе восемьсот серебряных денариев.

По тону офицера можно было понять, что он раздражен, поскольку его предположения, похоже, оправдались: купец не собирался продавать лошадей.

— Я понимаю и очень ценю честолюбие префекта лагеря, который, уходя в отставку, решил удивить Цезаря, выразив ему свою признательность. Но если он дал тебе поручение купить лошадь за восемьсот денариев, то, скорее всего, уважаемый префект имел в виду не лошадь, а мула или осла.

— Девять тысяч денариев за двух животных! — с недовольной миной выпалил Сильван, сделав вид, будто не обратил внимания на ироничное замечание Нигера Фабия, которое любым другим римлянином было бы воспринято как смертельная обида. Девять тысяч денариев — примерно столько зарабатывал примипил за два года службы.

— Сильван, — спокойно произнес араб, — тебе известна стоимость перевозки одного шеффеля[40] из Александрии в Рим? Если нет, то я тебе скажу, что тариф составляет шестнадцать денариев за шеффель. Одна лошадь соответствует примерно одной тысячи восьмистам шеффелям. Это значит, что за перевозку лошади из Александрии в Рим нужно заплатить двадцать восемь тысяч восемьсот денариев. И это за одну-единственную худую, хромую клячу! Но мои лошади самые быстрые во всем Средиземноморье! В Риме на скачках победитель получает двенадцать тысяч пятьсот серебряных денариев за один выигранный забег.

— Ты же не станешь требовать сорок тысяч серебряных денариев за одну-единственную лошадь! — возмутился офицер.

Нигер Фабий усмехнулся. Вдруг, совершенно неожиданно для всех, он нараспев крикнул: «Лууууна!»

Через некоторое время полог, закрывающий вход, отодвинулся, и в шатер просунула голову кобыла Нигера Фабия, по мускулистой шее и изящной голове которой сразу можно было понять, что в ее жилах течет чистейшая кровь арабских скакунов.

— Что скажешь, Луна? Ты хочешь, чтобы я тебя продал? — спросил Нигер Фабий, обращаясь к животному.

Луна тихонько заржала и резко мотнула головой.

— Иди ко мне, моя красавица, — нежно сказал купец.

Кобыла вошла в шатер и, проходя мимо Сильвана, взмахнула своим чистым расчесанным хвостом, слегка задев им римского офицера по лицу. Луна остановилась рядом с Нигером Фабием. Люсия подошла ко мне и улеглась рядом. Похоже, новый гость ей совсем не нравился.

— Ты хочешь есть, Луна? — спросил араб.

Кобыла раздула ноздри, наклонилась к хозяину и начала раздвигать мордой густые волосы Нигера Фабия, чтобы добраться губами до его левого уха. Купец взял со стола финик, откусил от него небольшой кусочек, а оставшуюся часть протянул лошади, которая, тихонько заржав, тут же начала жевать лакомство. Она громко чавкала, выставляя на всеобщее обозрение свои огромные белые зубы. Глядя на нее, можно было подумать, будто она потешается над незадачливым римлянином.