Обреченные невесты - Тед Деккер

Она в эту минуту была способна думать только о том, что чувствует тепло его руки на своем плече. А когда он убрал ее, стало тоскливо.

— Просто — что? Вам трудно представить меня на кухне? — спросила она.

— Почему же? — широко улыбнулся он. — Честно говоря, совсем не трудно.

Они продолжили разговор, то и дело посмеиваясь над чем-то, и в какой-то момент он снова коснулся ее плеча.

Потом ему захотелось узнать о ее творчестве.

— Вам действительно интересно? Это же просто истории. И я их никому не рассказываю.

— Что за ерунда. В этих историях — вы сами. Вы должны рассказать их мне. И я хочу знать все.

— Правда?

— Да.

— Но у нас нет времени.

— У нас целый день. И поверьте, если мы кому-то понадобимся, все знают, где нас найти. Перескажите мне свой первый роман. Кто знает, быть может, его опубликуют, и тогда я окажусь первым читателем. Я настаиваю!

— Ладно. — Птичка вскочила со скамейки. Сердце ухало в груди. — Только вы должны пообещать… не смеяться.

— Обещаю; только если вы сами засмеетесь, я поддержу.

— Это ладно, но не над самим повествованием или не над тем, что вам покажется глупым.

— Обещаю. — Брэд поднялся следом за ней. — Как вы назвали роман?

— «Горакус».

Они медленно двинулись по тропинке. Брэд шел с ней бок о бок.

— Это про мир, — продолжала Птичка, — существовавший две тысячи лет назад. Он так и назывался — Горакус.

Птичка пересказала сюжет, но ему были нужны подробности. Что делали люди Горакуса по ночам, что носили, как праздновали свадьбы. Как выглядели их спальни, как пользовались Интернетом и какие сорта зубной пасты предпочитали.

Птичка с восторгом, какого от себя не ожидала, отвечала на все вопросы. Никому она так подробно не пересказывала сочиненные ею истории.

Изложение «Горакуса» заняло еще час. Птичке стало неловко: слишком много времени она у него отнимает. Порывисто схватив Брэда за руку, она подвела его к ближайшей скамейке и заставила сесть.

— А теперь расскажите о себе.

— О себе?

— Да. Если хотите, чтобы я до конца вам поверила, вы должны поделиться своими секретами.

Он усмехнулся и покачал головой.

— Ну? — Она тоже широко улыбнулась.

— Что, не получается у меня расшевелить ваш мозг?

— Отчего же, попытаться можно. Но у меня не должно оставаться ни капли сомнений в том, что внутренне вы мне доверяете, и тогда, в свою очередь, и я смогу вам внутренне доверять. Для этого мне и нужны ваши секреты. Самые заповедные, самые сумрачные. Ну может, не самые… Но что-то в этом роде.

— Ничего себе… — Брэд засмеялся и закрыл лицо руками.

— В чем дело?

Сотрясаясь от смеха, он покачал головой. Птичке пришлось силой развести его руки.

— В чем дело, спрашиваю?

Его вид озадачил Птичку. Лицо Брэда раскраснелось, он хихикал, как школьник, а глаза сияли, словно солнце. Она невольно захихикала вместе с ним.

Брэд не мог ей признаться, что хохочет не потому, что смешно. Он смеется от восхищения собеседницей. Потому и раскраснелся — смущен этим самым восхищением.

Наконец они успокоились, и Брэд откинулся на спинку скамьи, сцепив руки на затылке.

— Господи, не помню, когда в последний раз так смеялся.

— Если думаешь соскочить таким образом с крючка, жеребенок, ничего не получится, — заявила Птичка и ужаснулась: «Господи, что я такое говорю». — Это я к тому, что нам следует продолжить попытки расшевелить мой мозг. Ну, вы понимаете, о чем я. Пусть думает, что мы близки к тому, чтобы позволить себе такие глупости.

Брэд расплылся в улыбке как мальчишка и покачал головой, словно не веря, что все это происходит на самом деле. Он глубоко вздохнул, устроился поудобнее и начал свой рассказ.

Говорил о том, как рос в Остине, столице Техаса, в семье, где у отца с матерью был один сын — он, и две дочери. Отец работал адвокатом по уголовным делам — что объясняет выбор места службы Брэда, — только по другую сторону барьера. Поведал, как ребенком ходил на футбольные матчи, а потом, уже студентом, получил спортивную стипендию как теннисист. Как пил на Шестой авеню и вообще валял дурака весь первый год учебы в университете. В конце концов он переехал в Майами, где получил свою первую должность в ФБР.

Странная во многом история. Но для Птички она казалась абсолютно нормальной. В сравнении с ее детством, о котором он не расспрашивал, его юные годы прошли весело и беспечно. Машины, посиделки, друзья, воскресная месса, конфирмация. Вместе с приятелями он однажды запер священника в комнате, облачился в его рясу и вышел к аналою. На протяжении половины службы паства думала, что молитву читает приезжий священник. Словом, бандит был еще тот. Странное дело, но понимание, что он проделывал такие фокусы, делало его роднее.

«Получается, не такой уж он безупречный господин, каким я его себе рисовала».

Но забыть о колоссальной разнице между ним и собой Птичка не могла и все больше переживала из-за собственной ущербности. Здесь, под защитой стен центра, она среди остальных самая здоровая, но стоит сделать шаг по ту сторону, и ее посчитают ненормальной. Так зачем мечтать о знакомстве, любви, замужестве?

— Что-то не так? — прервал ее раздумья Брэд.

Ей казалось, они с Брэдом идут по проходу часовни, находящейся на противоположной стороне территории. В последний момент он круто оборачивается и смотрит на присутствующих. «Это просто шутка! Ха-ха-ха», — смеется Брэд. Заметив ее потрясение, удивляется: «Что? Ну же, Птичка, неужели ты подумала, что это всерьез? Я ведь не могу жить здесь, ты знаешь».

Да, это невозможно. Более того, всякого, кто на такое пошел, Брэд спустил бы в туалет. В этом-то и проблема: Брэд — красивый, роскошный, чувственный мужчина, и кто она рядом с ним? Ветошь.

Ради самой себя, ради собственного душевного здоровья ей следовало бежать отсюда. А она… остается на месте, да еще и влюбляется в него.

«Нет, нет, это не так, — с тревогой подумала Птичка. — Я ведь даже не знаю, что это такое — влюбиться, опыта нет. Но возможно, то теплое, волнующее, пугающее чувство, наполняющее душу, и есть влюбленность?.. Выходит, я все-таки влюбилась!»

— …думаете? — услышала Птичка голос Брэда.

Сообразив, что она, должно быть, не сводит с него глаз, Птичка попыталась встряхнуться.

— Простите. — Она нервно зевнула. — Расскажите мне про Руби.

«Выходит, ей все-таки мало моих откровений. Вот и давит».

— Вы любили ее…

— Да, — хрипло отозвался он. — Вы представить не можете как.