Пепел Клааса - Михаил Самуилович Агурский

ВНАИЗ был учреждением небольшим. Там работало 150-200 человек. Все знали друг друга, и нравы царили свой­ские. Развлекались, чем могли. Молодой механик, здоровен­ный Женя Гецелевич, хвастался обжорством. Механик Пашка Грачев подзадорил:

— А вот двадцать пирожных не съешь!

— Еще как съем!

— А вот и не съешь!

— Давай спорить!

— Давай!

Гецелевич обязался слопать двадцать пирожных за пол­часа, выпив не более двух стаканов воды. После работы в буфете ДЗЗ собрались десятка два болельщиков. Принесли магнитофон. Гецелевич приобрел пирожные с кремом. Со­жрав семь пирожных, он сильно замедлил темпы. Выпил ста­кан воды. Кто-то шепнул:

— Нельзя съесть двадцать пирожных. Умереть можно. Паш­ка знает это.

Напряженность возрастала. Когда Гецелевич дошел до двадцатого пирожного, ему оставалось только восемь минут. Он выпил второй стакан. Глаза его выкатились, а лицо побаг­ровело. Откуда ни возьмись, появилась перепуганная начот­дела кадров.

— Гецелевич! Немедленно прекратите безобразие! Вы не знаете, чем это грозит!

Гецелевич, не долго думая, сдался, но потом взял реванш, съев на спор двадцать шашлыков.

Однажды механики ВНАИЗа устроили состязание, кто больше выпьет водки. Победителем считался тот, кто выпьет больше всех, вернувшись домой без чужой помощи, хоть на карачках. Победителем оказался механик, выпивший 1200 граммов!

ВНАИЗ вообще был не дурак выпить. Когда резко повы­сили цену на водку, замглавного инженера Бостельман сочи­нил экспромт:

Товарищ, верь!

Взойдет она,

На водку старая цена!

Механик Сандак (как явствует из имени, еврей) всегда хо­дил полусонный. Раз, сильно зевнув, он вывихнул челюсть. Его отвезли в больницу и вправили челюсть. Обрадованный Сандак радостно засмеялся и... снова ее вывихнул.

Самым колоритным и оригинальным во ВНАИЗе был акустик Тер-Осипян. Он официально считался третьим ухом СССР. Тер-Осипяна приглашали во всякого рода акустиче­ские комиссии. Повсюду имеется особая нужда в людях аб­солютного слуха для оценки акустического качества поме­щений, музыкальных инструментов и т. п. В журнале «Аме­рика» даже была статья о первом ухе в США.

Тер-Осипян был маленький армянин с колючими усами, в кепке, которую никогда не снимал, и в невообразимо грязном мятом костюме, в котором он даже спал. Вместо пояса Тер опоясывался монтажным проводом, скручивая его в жгут. Тер не мылся, и у него водились вши и блохи. Он знал несколько языков, в том числе итальянский.

Как и герои Сарояна, Тер был непредсказуем и рыцарски добр. В лютый холод он заметил на улице окоченевшую мо­роженщицу. Пожалев ее, Тер купил всю коробку с моро­женым и принес на работу, тут же о ней забыв. Когда со­трудники заметили струйку молока на полу, спасти моро­женое было уже невозможно. Однажды он едва не угодил в тюрьму. Из Кремля привезли на ремонт дорогой микрофон. Тер взялся за дело, тут же его разобрал, а собрать не смог.

Когда строили ДЗЗ, он отвечал за акустику. Работал он без чертежей, объяснял все на пальцах. Это обошлось потом дорого, ибо никакой документации не сохранилось. Оказа­лось, что в студии душно и что вентиляционные каналы не обеспечивают кондиционирования воздуха. Из-за отсутствия чертежей не было ясно, где проходят эти каналы. Тер пустил в отверстие вентиляционного канала кошку, надеясь, что она выйдет где-то и тем самым поможет проследить расположе­ние каналов. Эта кошка исчезла, в точности, как вторая, за­пущенная Тером вслед за первой.

Во время войны один сержант предложил создать вою­щую бомбу, производящую угнетающий психологический эф­фект на врага. Тер как акустик был приглашен принять уча­стие в этой работе. Ночью дежурный милиционер заметил, как на лестнице в темноте метнулось что-то белое. Мили­ционер поднял тревогу. Оказалось, что Теру, ночевавшему на работе, пришла в голову техническая мысль. На лестничной площадке пятого этажа он хлопнул в ладоши и стремглав помчался вниз, чтобы проследить акустический эффект хло­пания.

Однажды в столовой он подсел ко мне, взял из хлебницы ломоть черного и ломоть белого хлеба, сложил их и стал есть как сэндвич. И кроме этого не взял ничего. Зарабатывал Тер даже больше других, но все деньги раздавал и питался такими сэндвичами. В 60-х годах его задавил троллейбус...

Звукозапись была «Клондайком», и по ДЗЗ ходили об этом мифы. Известные артисты и композиторы гребли миллионы. Говорили, что одним из самых богатых был композитор Глиэр, часто исполнявшийся по радио. Ходил миф про Утесова, будто бы повздорившего с ДЗЗ по поводу размеров гонорара и в отместку организовавшего кражу всех оригиналов своих записей, которые пришлось повторять за деньги.

Но это были официальные, честные деньги. Кроме них делались и левые миллионы. При институте были производ­ственные мастерские. Их директор, Фалинский, добился то­го, что механический цех мастерских был вынесен во двор, который не охранялся. Таким образом, там могла делаться любая левая работа, например, огромное количество пласт­массовых кассет для магнитной ленты. Часть из них посту­пала в торговую сеть, а часть — на отдельный прилавок ма­газина «Пионер» на улице Горького, где их не приходовали. На одном этом Фалинский и мафия, к которой он принад­лежал, делали миллионы. Имея полный комплект техдокумен­тации на профессиональные студийные магнитофоны, Фалинский организовал их производство для начальства и для ар­тистов.

Разумеется, Фалинский должен был давать взятки направо и налево. Он никогда ни на чем не попался.

Воровали все, кто только мог. Замдиректора студии грам­записи Черняк унес домой... концертный рояль. Когда на него донесли, он вернул его, утверждая, что взял рояль напрокат.

Группе операторов, задержавшихся в студии после работы, не хватило на выпивку. Один из них схватил рулон магнит­ной ленты и побежал продавать. По пьянке и в спешке он неаккуратно спрятал рулон под пальто и, когда выходил из ДЗЗ, милиционер заметил, что за ним тянется хвост ленты. Его сдали в ОБХСС. Следователь по-свойски предложил за­крыть дело в... ресторане. Злополучный оператор повел его в «Софию» и стал заказывать обед:

— Водки, пожалуйста!

— Коньяка, — поправил следователь.

— Шницель на второе.

— Котлеты по-киевски, — уточнил следователь.

Пообедав, следователь заметил, что дело, пожалуй, следует закрыть при следующем посещении ресторана. Он порвал акт только на третий раз.

55

В декабре было очередное заседание комитета комсомола ДЗЗ, на котором, как обычно, присутствовал член парткома Бахрах, старый еврей. Один из членов комитета, выпускник МЭИ, рассказал, что на одном из факультетов МЭИ была принята резолюция, ходатайствующая об изменении устава комсомола, а именно, требующая поднять возрастной ценз при вступлении. Цель этого предложения была ясна — сделать комсомол более идейной организацией. Мы все поддержали это предложение.

Бахрах промолчал.