Красный Франкенштейн. Секретные эксперименты Кремля - Олег Шишкин

1 Скаткин П.Н. Илья Иванович Иванов — выдающийся биолог. С. 54.

2 Сельскохозяйственная газета. — 1929. — 7 июня.

3 Советская Абхазия. — 1929. — 8 мая.

4 Дарвин Ч. Происхождение человека и половой подбор. С. 32.

5 Советская Абхазия. — 1930. — 27 мая.

6 ГАРФ. Ф. 3316. — Оп. 23. — Д. 723. — Л. 2.

7 ГАРФ. Ф. 3316. — Оп. 23. — Д. 723. — Л. 2.

8 ГАРФ. Ф. 3316. — Оп. 23. — Д. 723. — Л. 4.

9 ГАРФ. Ф. 3316. — Оп. 23. — Д. 723. — Л. 6.

10 Там же. Л. 7.

11 ГАРФ. Ф. А-482. — Оп. 1. — Д. 651. — Л. 56.

12 Там же.

13 Там же.

14 ГАРФ. Ф. А-482. — Оп. 1. — Д. 651. — Л. 57 (об.).

15 ГАРФ. Ф. А-482. Оп. 1. Д. 668. Л. 353 (об.).

16 Там же. Д. 660. Л. 386.

17 ГАРФ. Ф. А-482. — Оп. 1. — Д. 660. — Л. 386.

18 Советская Абхазия. — 1930. — 18 мая.

19 Там же. 28 мая.

20 ГАРФ. Ф. А-482. — Оп. 1. — Д. 660. — Л. 403.

21 Там же. Л. 403.

22 Местергази М.М. Основные проблемы органической эволюции. — М., 1930. — С. 154–155.

23 Жизнь. — 2001. — № 10 (20). — 14 марта.

24 ЦГАМО. Ф. 837. — Оп. 1. — Ед. хр. 349.

25 Жизнь. — 2001. — № 10 (20). — 14 марта.

26 ГАРФ. Ф. А— 482. — Оп. 1. — Д. 660. — Л. 410–411 (об.).

27 ГАРФ. Ф. А— 482. — Оп. 1. — Д. 660. — Л. 410–411 (об.).

Если обезьяны не оправдали возложенную на них надежду и их роковые яйца оказались бесполезными, то отвечать за это должен был профессор Иванов, так долго водивший за нос Советскую власть.

Он был арестован 13 декабря 1930 года в Хлебном переулке в квартире № 9 в доме с такой же цифрой. Его обвиняли в помощи международной буржуазии, в осуществлении враждебной деятельности против СССР и в шпионаже. Стандартный набор грехов подкреплялся несокрушимой уверенностью прокурора в неминуемой участи обвиняемого. Вначале был трафаретный расспрос об анкетных данных, потом задержанному дали выговориться, поверить в свою невиновность, а потом уже наехали как надо: с беспощадной четкостью боевого караула пролетарской диктатуры.

И наградой за профессиональную работу было совершенно искреннее признание интеллигента всех своих грехов и преступных замыслов.

Прошел месяц со дня заключения под стражу гражданина Иванова, чекисты еще раскручивали дело, а судьба питомника уже была практически решена. 12 января 1931 года Наркомат здравоохранения подписал приказ № 22, седьмой пункт которого декларировал: «Сухумский научно-исследовательский питомник обезьян передать в ведение УНИ»1.

Дело длилось почти полгода. Оно завершилось постановлением Коллегии ОГПУ от 5 июня 1931 года. На основании статьи 58 пунктов 4 и 6 УК РСФСР («помощь международной буржуазии в осуществлении враждебной деятельности против СССР и шпионаж») профессор был заключен в концлагерь сроком на пять лет с последующей заменой высылкой через Полномочное представительство ОГПУ в Казахстане на тот же срок.

В июне 1931 года, после освобождения от ареста и находясь в ссылке, Иванов поселился в Алма-Ате. Здесь он покорно занял должность профессора кафедры физиологии животных в Казахском ветеринарно-зоотехническом институте2.

Друзья Иванова пытались помочь ученому. Об одной из таких попыток мы узнаем из дела академика Николая Вавилова. Он сообщает о встрече в Париже с заведующим лабораторией иммунитета Пастеровского института Метальниковым. С тем самым Сергеем Метальниковым, который когда-то в 1926 году с глубоким скептицизмом слушал сказки Ильи Ивановича о торжестве свободы в Советской стране. Вот что вспоминал о зоотехнике и его друзьях Николай Вавилов после очередного чекистского мордобоя: «Кроме того, в отеле меня посетил Метальников Сергей Иванович, который просил меня передать жене профессора Иванова Ильи Ивановича деньги (25 долларов). Иванов в тот период был выселен из Москвы. Деньги, полученные от Метальникова, мною в Берлине были пересланы адресату через банк»3.

Но Советская власть, которая сыграла злую шутку с Ильей Ивановичем, вновь решила вспомнить о старике. И 1 февраля 1932 года постановлением все той же Коллегии ОГПУ профессора предписывалось освободить из-под стражи. Полномочный представитель ОГПУ по Казахстану Василий Абрамович Каруцкий, отличавшийся независимостью и буйным нравом, не любивший московских «жополизов»4, тем не менее подписал распоряжение, хотя судимость с зэка не снималась. Это было что-то вроде помилования.

Так Ильи Иванович Иванов вновь обрел долгожданную свободу и мог приступать к любым скрещиваниям. Ему даже разрешалось свободное проживание по СССР[36].

Но всемогущий рок уже отмерил профессору последний акт его жизни. В середине марта Иванов перенес грипп и, еще не выздоровев, приступил к завершению своих работ в Алма-Ате. Профессор спешил, ему разрешили вернуться в столицу. Оттуда он хотел в самое ближайшее время отправиться на черноморский курорт. После тюрьмы и ссылки это было весьма кстати. Советская власть вновь улыбнулась ученому.

Но в ночь с 19 на 20 марта 1932 года атеросклероз, или «склероз изнашивания», как его сентиментально окрестили кремлевские мечтатели, срубил наповал измученного тюремной жизнью зоотехника. Его разбитый инфекцией организм слабо сопротивлялся жесткому удару, и к вечеру 20-го профессор был уже мертв. Кровоизлияние в мозг случилось накануне его предполагавшегося отъезда в Москву.

По странной случайности, на следующий день после смерти Ильи Ивановича далеко в Москве, на Волхонке, Бюро Президиума Коммунистической академии приняло постановление, направленное на достойную встречу 50-летия со дня смерти Чарльза Дарвина и превращение праздника в «широкую политическую кампанию». В документе говорилось: «В противоположность буржуазии и ее многочисленных лакеев — «ученых» мракобесов, попов, социал-фашистов и пр., оголтело борющихся против дарвинизма, извращающих и фальсифицирующих учение Дарвина и использующих его в своих буржуазно-классовых целях, — мировой пролетариат и научная советская общественность… подчеркнет, что только пролетариат является единственным наследником материалистических основ дарвинизма»5.

С большим запозданием 29 ноября 1932 года академик Иван Павлов отправил вдове покойного профессора письмо. «Нельзя не скорбеть, — сокрушался нобелевский лауреат, — о преждевременной смерти таких деятелей науки и практики, как Илья Иванович»6.

Покойный практикант был кремирован, а прах его перевезли в столицу и захоронили в Московском колумбарии.