Год 1942 - "учебный" - Владимир Бешанов

Во второй половине 30 июня началось крупное танковое сражение и на левом фланге 40-й армии, между дивизиями германского 48-го танкового корпуса и танковыми корпусами оперативной группы Федоренко. 4-й танковый корпус генерал-майора В.А. Мишулина, перейдя в наступление из района Старого Оскола, к исходу дня достиг Горшечное, разгромив здесь передовые части противника. 17-й корпус генерал-майора Н.В. Фекленко нанес удар силами одной бригады из района Орехова также на Горшечное. Остальные соединения и части корпуса еще выдвигались в исходный район для наступления. 24-й танковый корпус генерала В.М. Баданова вместо перехода в наступление совместно с бригадами Мишулина получил задачу оборонять район Старого Оскола и не допустить прорыва противника на юг.

Контрудар 4-го и 17-го танковых корпусов пришелся не по флангам и тылу 48-го танкового корпуса противника, а по его разведывательным и передовым частям. Это поставило советские корпуса, которые вышли в район Горшечное, в трудное положение, так как они сами оказались под угрозой окружения. 1 июля противник, обходя главными силами Горшечное с севера и юга, к исходу дня вышел на рубеж Орехово, Ясенки, Богородицкое. В районе Горшечное оказались в окружении 102-я бригада 4-го танкового корпуса и главные силы корпуса Мишулина. Танкисты дрались в кольце еще двое суток, отрезанные от тылов противником и в условиях полного господства его авиации, в ночь на 3 июля остатки бригад прорвались на восток.

Как видим, генерал Голиков и его штаб не сумели организовать мощного массированного удара по флангам ударной группировки Вейхса. Более того, командующий фронтом решил отвести части 40-й армии на новый рубеж. Ставка запретила это и одновременно указала на недопустимость отсутствия связи с 40-й армией и танковыми корпусами. То есть на деле никто этими корпусами не управлял, а их командиры тоже еще не «гинденбурги», а только учатся.

Маршал Василевский так и пишет: «Командиры танковых корпусов (генерал-майоры танковых войск М.Е. Катуков, Н.В. Фекленко, М.И. Павелкин, В.А. Мишулин, В.М. Баданов) еще не имели достаточного опыта (?), а мы им мало помогали своими советами и указаниями. Танковые корпуса вели себя нерешительно: боялись оторваться от оборонявшейся пехоты общевойсковых армий, в связи с чем в большинстве случаев сами действовали по методам стрелковых войск, не учитывая своей специфики и своих возможностей… Примеры: Катуков (1-й тк) вместо быстрого уничтожения пехоты противника в течение суток занимался окружением двух полков…»

И Катуков согласен со старшим товарищем: «…как всякий опыт, боевой тоже не дается сразу. Все эти мысли уже приходят к нам, участникам тех событий, как следствие опыта, накопленного в последующих боях».

Как же так?

Ведь Катуков получил танковую дивизию в ноябре 1940-го, в июле 1941 года участвовал в контрударе на Луцк, Дубно, в битве под Москвой его бригада заслужила звание 1-й гвардейской, генерал считался специалистом по организации танкового боя с превосходящими силами противника.

Генерал Баданов на фронте с первых дней, командовал танковой дивизией и бригадой.

Генерал Фекленко войну начал 22 июня 1941 года на Украине в должности командира 19-го механизированного корпуса, наносил удар на Ровно, Дубно.

Генерал Мишулин, командуя 57-й танковой дивизией, в которой и танков и бойцов было вдвое больше, чем в нынешнем корпусе, участвовал в Смоленском сражении, уже в июле 1941 года удостоился звания Героя Советского Союза «за умелое руководство боевыми действиями».

Сколько же еще опыта им надо и когда они этого опыта наберутся? И если германец воюет «по шаблону», то долго ли его выучить? Почти полтора года войны, страшных поражений и невиданных в истории потерь понадобилось красным командирам для того, чтобы прекратить изобретать пролетарскую военную науку и начать перенимать «шаблоны», то бишь азы военного дела у противника. И все равно усвоить удалось не все и далеко не всем. Очень многие считали, что генеральские звезды автоматически делают их полководцами, а думать должна лошадь — у нее голова большая.

Чтобы оценить уровень высоколобого начальства, старшему политруку 355-го танкового батальона Л.И. Черненькову хватило всего двух недель. Затем он написал письмо Сталину:

«После курсов в академии им. Сталина попал в 161-ю танковую бригаду и с 1 по 16 июля воевал на Брянском фронте.

Воевал! Вот об этом-то я и хочу Вам рассказать, ибо это, на мой взгляд, не война, а черт знает что. Все то, чему нас учили в академии, военная тактика полетела к черту. И не потому, что плохо учили, а потому, что есть люди, которым плевать на тактику, плевать на здравый смысл! Они знают лишь одну команду: «Давай, давай!» И дают так, что Родина наша напрасно теряет боевую технику и еще более — замечательных людей, и главное — ни за что, без всякой пользы. Да еще при этом теряет и территорию.

Сердце рвется на части, когда видишь, как из-за явно глупого распоряжения, ни за понюх табаку, как свечи, горят наши могучие КВ и Т-34, и с ними гибнут кадры готовых на все танкистов. Фактически наша бригада перестала существовать после второго боя, на четвертый день нашего прибытия на фронт. И не одна она, а еще и 157-я.

Вот как это случилось.

Не успели мы выгрузиться, как роту тяжелых и роту средних танков бросили вместе с мотопехотой в ночной бой на ст. Набережное. Ночной бой для танков — вещь почти невозможная, ибо и днем-то из танка почти ничего не видно, а ночью этот недостаток увеличивается в десятки раз. И коли уж этого требовала необходимость, надо было подготовить этот бой. О какой же подготовке могла идти речь, если даже у командиров батальонов не было карт местности, если никто не подумал (?) произвести хотя бы немудрящую разведку, если атаку танков не поддерживала артиллерия.

Что же вышло?

Нечто вроде (только страшнее) Варфоломеевской ночи. Немцы спокойно подпустили наши танки, не делая ни единого выстрела, на 30–50 метров. Им-то все было видно, они сидели в засаде. И тут оказалось, что у них стоят и закопанные танки, и ПТО, и термитки, и черт знает еще что. Шквал огня неожиданно преградил нам дорогу. Не обстрелянная еще мотопехота залегла и начала отходить, а весь огонь сосредоточился на танках. Танкисты видели лишь сплошную сеть огня, а откуда, кто и что по ним бьет, не знали. В этом бою, который не дал никаких результатов, мы потеряли двух комбатов (майора-орденоносца Сергеева и еще комбата МСПБ), многих лучших товарищей, полроты КВ, пять Т-34. Они сгорели, пробитые и зажженные термитными снарядами. И мы, по существу, не знаем даже, нанесли ли они хотя бы малейший урон врагу? Скорее всего, что нет. 7 прекрасных машин остались на поле боя, и немцы теперь, наверное, глумятся над ними. А днем совершенно неожиданно пришел приказ переброситься на другой участок (в Воейково–Никольское), оставить исходные позиции у Урицкого. Спрашивается, зачем же было огород городить, зачем выдумывать ночную атаку, если прежнее место боя не так важно?

Иной раз кажется, что это нарочно удумано, чтобы угробить танки и бросить их врагу: пусть пользуется. А 4 июля получилось еще хуже…