Нежные признания - Элизабет Торнтон
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Он понял это, продолжая ходить по комнате: так было легче справляться с болью в суставах и конечностях. Когда же он садился, все его тело словно деревенело. Поэтому он сделал несколько кругов по комнате и остановился перед зеркалом в раме. На него смотрело его собственное лицо, и вид был не из приятных. Глаз уже был не таким припухшим, а синяк из фиолетового превратился в желтый. Джеймс открыл рот. По крайней мере, зубы остались целы.
— Ну, бабушка, — сказал он, — что мне теперь делать? — Ответа не последовало, хотя он и не ожидал его. — Не нужно называть мне имя. Поможет и лицо.
Но в зеркале было только его израненное лицо. Он вернулся к столу, и первым, что попалось ему на глаза, была фотография матери Фэйт. Джеймс поднес ее ближе к свету.
Уже не в первый раз он подумал, что сходство между Фэйт и ее матерью было поразительным. И тем не менее, он с первого взгляда мог определить, кто был кто. Он встречал копии Мадлен Мэйнард в залах заседаний коммерческих и финансовых учреждений, но это все были мужчины, желавшие преуспеть. Он сам был одним из них. Такая же решимость была во взгляде Мадлен. Он не был против амбициозных женщин. Ученицы Сент-Уинифред тому пример. Они — новая эра. Алекс бы зааплодировал. Со временем и он привыкнет к этому, но с чем он никогда не сможет смириться, так это с эгоизмом Мадлен, без оглядки бросившей свою дочь.
Он подумал о Доре Уинслет и почувствовал к ней сострадание. Вечно одна паршивая овца портила все стадо. С другой стороны, если она научится на своих ошибках, то вполне сможет стать первой женщиной — членом Парламента.
Дневник Мадлен лежал на расстоянии вытянутой руки и манил к себе, но Джеймс был не в силах расшифровать его, и не потому, что не понял суть шифра Сковелла, а потому, что у него не было текста, с помощью которого это можно сделать.
Он более внимательно посмотрел на дневник, затем провел рукой по кожаной обложке. Она потрескалась в нескольких местах, но золотые буквы, которыми было написано имя владельца, еще можно было разобрать: «Мадлен Мэйнард».
Джеймс отошел на шаг назад, сосредоточенно нахмурив брови. Он уже видел очень похожую книгу в комнате Фэйт в Сент-Уинифред, когда копался в ее вещах. Это были комментарии к работам Геродота, автором которых являлся ее отец. Она очень гордилась той книгой.
Позабыв о боли, он снова пошел в комнату Фэйт и сразу же нашел то, что ему было нужно, среди книг, лежавших на ее тумбочке. Его вовсе не мучила совесть, когда он вернулся в свою комнату и, усевшись за письменный стол, принялся за работу.
Через две минуты Джеймс понял, что находится на правильном пути.
— Номер страницы, строка, первые слова и буквы, — время от времени бормотал он, проводя пальцами по строчкам то одной книги, то другой.
Он выписывал каждую расшифрованную букву. Через двадцать минут остановился, ликуя, и прочитал слова, которые сумел перевести: «Дорогой Малкольм! Если со мной что-нибудь случится, присмотрись к Базилу Хьюзу. Его настоящее имя Артур Тумбс…»
Расшифровывать оставалось еще много, но он прервался именно на этом месте. Фэйт рассказывала ему о последнем вечере Мадлен, когда та сообщила леди Коудрей, что узнала, или ей показалось, что узнала, одного знакомого. При этом она выглядела расстроенной.
Должно быть, это был Базил Хьюз. Все сходилось.
Тумбс. Тумбс… Он где-то слышал это имя. Джеймс встал, подошел к столу, на который положил вещи Фэйт, и взял ответы на ее объявление. За исключением письма леди Коудрей, во всех остальных просили денег.
Он нашел нужное ему письмо. Оно было подписано Лизой Бег с Грик-стрит в Сохо.
«Мне кажется, что моя тетя, миссис Берта Тумбс, Царство ей Небесное, когда-то знала Мадлен Мэйнард. Если моей тете оставили деньги, их нужно передать мне.
С наилучшими пожеланиями,
мисс Лиза Бег».
Волосы на его затылке начали подниматься. Базил Хьюз был Артуром Тумбсом. Кем он приходился Берте Тумбс?
Он убрал все со стола, вернул вещи в комнату Фэйт и позвал лакея, чтобы тот вызвал ему экипаж для поездки на Грик-стрит.
Выставка акварелей в Берлингтон-Хаус недолго удерживала внимание Гарриет. Она хотела передвигаться от картины к картине в два раза быстрее, чтобы скорее пойти за покупками на Берлигтон-Аркейд.
Фэйт не винила неугомонного ребенка. Как-никак той было всего одиннадцать лет. Ей и самой уже надоело. Она посматривала на часы, думая, что пора уходить. Не то чтобы ее сильно интересовали покупки на Берлингтон-Аркейд. Ей просто хотелось прогуляться, отвлечься от тревоги, которая в последнее время разрывала на части ее спокойное, мирное существование.
Ничего еще не закончилось, как сказал ей Джеймс, ведь в его сне был заброшенный дом с консольной лестницей. Но заброшенных домов не было ни здесь, ни на Берлингтон-Аркейд. Чего бояться?
По правде говоря, девушка была вполне довольна собой. Она плыла по течению, позволяя другим — большей частью Джеймсу — принимать за нее решения. Настало время ей самой начать управлять своей жизнью. Маленькая прогулка была шагом в этом направлении.
Они уже пять минут смотрели на одно и то же полотно. Она еле сдерживалась, чтобы не зевнуть. Когда Гарриет начала что-то бормотать себе под нос, у Фэйт возникла неожиданная мысль.
— Почему бы мне не отвести Гарриет в пассаж? — предложила она. — Мы можем встретиться у мадам Дигби, после того как вы посмотрите здесь все.
Гарриет захлопала в ладоши.
— Тогда я смогу выбрать ткань для моего платья цветочницы!
Фэйт улыбнулась. Бесполезно было пытаться исправить Гарриет.
Маргарет не соглашалась.
— Ой, не стоит, Фэйт, это будет несправедливо по отношению к тебе. Лучше я пойду с Гарриет. А ты оставайся и отдыхай.
— Мне совсем несложно, — возразила Фэйт.
Девочка начала спорить еще громче. Она хотела пойти с Фэйт, и только с Фэйт. Спор был решен тетей Марией.
— Ты слишком волнуешься, Маргарет. Оставь ребенка в покое. Фэйт — учитель. Она знает, как справляться с непослушными детьми.
Они с Гарриет пошли по внутреннему двору к Пикадилли, потом повернули направо и вошли в Берлингтон-Аркейд. По пути Фэйт размышляла над словами тети Марии. Она спрашивала себя, каких неприятностей можно ожидать от маленькой девочки в пассаже. Там не было движения транспорта — только такие же прохожие, как и они, любовавшиеся товарами в витринах магазинов.
Неожиданно она вспомнила Дору Уинслет и взяла Гарриет за руку.
Она не могла думать о Доре без горечи. Джеймс был прав. То, что совершила эта девчонка, гораздо серьезнее, чем просто баловство. Она сговорилась с Робертом Денверсом украсть дневник Мадлен, рассказала ему о ее встрече с леди Коудрей, не задумываясь, что может навлечь на кого-то опасность. И из-за чего? Из-за любви? И хотя девушка сейчас должна была уже понимать, что Роберт использовал ее для достижения своих целей, она продолжает заявлять о своей любви к нему.