Помаши мне на прощанье - Руби Джексон

– Почему ты не отдашь шкатулку леди Элис, чтобы положила в сейф? Кстати, ей звонил Джек Уильямс. Он не связался с тобой?

– С чего это вдруг?

Грейс чувствовала, что краснеет, и почти слышала, как колотится сердце. Джек, после стольких месяцев!

– Он звонил оттуда?

«О нет! Во сколько же обошелся звонок из-за границы? Он получил отпуск и хотел навестить Гарри? Он заботился о Гарри и изучал медицину, так что наверняка заинтересован в его выздоровлении».

– Похоже на Джека. Гарри очень его любил. Часто слушал, когда они работали.

Миссис Лав сняла цветной передник и повесила на колышек у раковины. Грейс залюбовалась ее блузкой.

– Какая красивая! Настоящий шелк? По-моему, я впервые вижу блузку из настоящего шелка!

Довольная кухарка принялась охорашиваться и повернулась, чтобы Грейс увидела каждую деталь бледно-розовой шелковой блузки. Показала на большой бант со свисающими концами и исключительную обработку петель.

– Рождество! – гордо пояснила она. – От моего мальчика. Моего Тома. Прямо с Дальнего Востока. У него была увольнительная на день, и он все свои деньги потратил на подарок.

– Могу представить. Она правда чудесная. И вам очень идет.

– Спасибо. Иногда я просто не могу ее не надеть, хотя бы на час-другой. Я изумительно себя в ней чувствую. Если у тебя руки чистые, можешь потрогать.

Зная, что это обрадует миссис Лав, Грейс глянула на свои руки и осторожно коснулась блузки.

– В жизни не видела мягче. Должно быть, Том очень вас любит.

– Что есть, то есть, – кивнула миссис Лав, пытаясь скрыть, как благодарна девушке. – Но хочу, чтобы ты знала: ее светлость не потерпит драк и запугиванья. Так что скажешь, если такое случится снова.

– Спокойной ночи, миссис Лав, – едва слышно ответила Грейс и ушла.

Новость о приезде Джека в Англию на день-два отвлекла Грейс от мыслей о семье. Леди Элис наверняка сказала бы ему, где она… если бы он спросил, конечно. Она так давно не получала писем! Казалось, Джек посчитал, что между ними все произошло в другое время и в другом месте. Грейс, хотя и очень устала, проведя восемь часов на тракторе, должна бы немедленно заснуть, едва голова коснулась подушки, но лежала без сна, слушая тихое похрапывание и бормотанье, и думала о Джеке. Может она спросить леди Элис, навещал ли он или только собирался к Гарри? Она решила, что не стоит.

К ее удивлению, оказалось, что тело помнило Джека. О, как сладко было их соитие, их любовь!

Она повернулась на живот, чтобы спрятать лицо в подушку. По щекам лились слезы. Для Джека это вовсе не было любовью, а было… Нет, она не вынесет мыслей о том, чем это было для Джека. Она пыталась выбросить из головы все воспоминания о нем. Наверняка со временем ее тело тоже забудет…

Она заставила себя сосредоточиться на содержимом шкатулки. Неужели недостаточно знать имен родителей и бабушки с дедушкой? Наконец после всех скорбных лет сознания собственного ничтожества, которое внушила ей сестра, она знала не только имя матери, но и какой она была. Могла держать часы, которые принадлежали ей и бабушке. Маргарет Харди официально вышла замуж за Джона Патерсона. Даже ее родители, люди, жившие по строгим правилам и принципам, посчитали брак законным.

Но Грейс ходила в школу, где над незаконными детьми издевались взрослые школьники и учителя, где любой ребенок в необычной ситуации считался недостойным. По крайней мере ее редко дразнили, опасаясь Сэма, который всегда расправлялся с ее обидчиками. Если кто-то и ранил ее, так это Меган, Меган, которая все эти унизительные годы прятала от нее прекрасные часы и, что всего важнее, ни разу не упомянула о них девочке, отчаянно желавшей хоть какой-то стабильности.

Нет, она не могла заснуть. Нужно взглянуть на старые фотографии и, возможно, прочитать пару писем.

Она выскользнула из постели. Прислушалась к сонному дыханию девушек и прокралась к комоду по скрипучему деревянному полу. Было слишком поздно, чтобы читать письма при естественном освещении.

Поэтому Грейс пробралась к двери, молясь, чтобы она не скрипнула. На цыпочках прошла к ванной. Открыла дверь и скользнула внутрь. Только бы никто из девушек не вздумал посетить это на удивление современное заведение!

Закрыв дверь, Грейс включила недавно проведенное электричество.

Наверное, это стоило Уайтфилдзам целого состояния! И плата за свет тоже огромная!

Точно Грейс не знала, но решила, что, возможно, так и есть, и потому собралась прочитать всего несколько писем.

Она уселась на толстое дубовое сиденье унитаза и стала просматривать фотографии в надежде увидеть маленькую Грейс. Но детей не было ни на одном снимке. Она решила, что фотографии принадлежат в основном Меган и ее семье и, следовательно, неважны и неинтересны для нее.

«Но у нас один отец»! – подумала она. Значит, родственники со стороны Патерсона – и ее родные тоже! Поэтому она решила изучить фотографии позднее.

Письма. В письмах могут найтись какие-то указания на ее прошлое. Пока что ни одно не пролило свет на личную историю Грейс.

Холод медленно просачивался в кости. Что она здесь делает? Сидит на унитазе, вместо того чтобы давно спать. Она почти решила вернуться в спальню, но взяла письмо, и в глаза бросились следующие строки:

Это все, что было на листочке хрупкой бумаги. Достаточно, чтобы уничтожить всякие надежды на блаженный сон этой ночью.

– Я этот ребенок, – сказала она себе, – и Герт, которая в то время была жива, – мать Меган.

Ей было так нехорошо, что она с громким стуком захлопнула шкатулку. Если кто-то чутко спит, наверняка проснется.

Она вдруг осознала, что очень, очень замерзла. Потому что в комнате холодно или из-за прочтенного письма?

Она не знала.

«Никаких записей о разводе», – промелькнуло у нее в голове.

Это значит, что я незаконнорожденная.

Грейс, с трудом встала, как очень старая и больная женщина, потушила свет и вернулась в спальню. Судя по ровному дыханию и похрапыванию, ее друзья спали. Она осторожно убрала шкатулку, прежде чем устроиться в постели. И думала не о себе, а о матери. Как, должно быть, та любила Джона Патерсона, если следовала за ним через всю страну.

Последней связной мыслью перед тем, как сон одолел ее, было: если бы Меган выжила, рассказала бы правду?

Эта мысль все еще сверлила мозг следующим утром, когда она плеснула холодной водой в лицо, пытаясь немного освежиться. Выглянула в окно и с удивлением увидела легкий покров снега. Как это прекрасно! Ее маленький мирок был белым и чистым: никаких следов птиц, или животных, или амбарного кота. Ничто не портило снежное покрывало. Подумать только, сейчас почти апрель. Правда, она хотела смотреть на цветы, обещавшие обильный урожай фруктов…