Высокие ставки. Рефлекс змеи. Банкир - Дик Фрэнсис
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Помощник помог Стиву надеть куртку, отдал ему его часы и бумажник, и мы осторожно повели Стива к моей машине.
— Я обещал помочь маме разобрать весь тот бардак, когда вернусь. Чертова невезуха.
— Возможно, ей помогут соседи. — Я усадил его в свой новый “Форд”, включил фары и поехал в сторону Аскота.
— Никак не могу привыкнуть, что папы больше нет, — сказал Стив.
— Что случилось? — спросил я. — В смысле, ты сказал, будто он врезался в дерево...
— Да. — Он вздохнул. — Папа заснул за рулем. По крайней мере, так все считают. Других машин не было, ничего такого. Там был поворот или что-то вроде этого, и он не смог повернуть. Просто проехал прямо вперед. Наверное, так и не убрал ногу с педали... Весь перед в лепешку. — Его передернуло. — Он ехал домой из Донкастера. Мама всегда предупреждала его, чтобы он не ездил по автостраде вечером после трудного дня, но ведь он был не на автостраде... он был куда ближе к дому.
В его голосе звучали усталость и подавленность — несомненно, это он и чувствовал. Украдкой глянув на него, я понял, что, несмотря на все мои старания вести машину осторожно, ему больно.
— Он на полчасика зашел к приятелю, — сказал Стив. — Они выпили по паре стаканчиков виски. Так глупо. Просто заснул...
Мы долго ехали молча. Он думал о своем, я — о своем.
— Только в прошлую субботу, — проговорил Стив. — Всего неделю назад...
Минуту назад — жив, сейчас — мертв... как все.
— Здесь налево, — сказал Стив.
Мы повернули несколько раз налево, потом направо, и наконец выехали на улочку. По одну сторону ее шла живая изгородь, по другую тянулись опрятные домики.
Неподалеку впереди творилось что-то неладное. Горели огни, суетились люди. На дорожке к одному из домов стояла карета “Скорой” с открытыми дверьми, на ее крыше вращался синий фонарь. Полицейская машина. Хлопали двери. Толпились любопытные.
— Господи, — проговорил Стив, — это же их дом! Мамин и папин!
Я открыл дверь, но он сидел неподвижно, потрясенно уставившись куда-то перед собой.
— Это мама. Наверняка. Теперь мама.
Судя по голосу, он был близок к истерике. Лицо его дергалось от чудовищного волнения, и глаза в отраженном свете казались огромными.
— Сиди здесь, — деловито приказал я. — Я пойду посмотрю.
Глава 3
Мать Стива, вся в крови, дрожа и кашляя, лежала на софе в гостиной. Какая-то сволочь напала на нее. Нос и губы были разбиты, глаз подбит, на щеке и челюсти свежие кровоподтеки. Одежда ее была разорвана, туфли непонятно где, всклокоченные волосы торчали во все стороны.
Я иногда видел мать Стива на скачках. Это была приятная, хорошо одетая дама лет пятидесяти, уверенная в себе и счастливая, откровенно гордящаяся сыном и мужем. В этой избитой женщине ее просто невозможно было узнать.
Рядом с ней сидел на табурете полицейский и стояла женщина из полиции с окровавленной тряпочкой. На заднем плане маячили двое санитаров, у стены лежали раскрытые носилки. Тут же со скорбным и встревоженным видом нервно переминалась с ноги на ногу какая-то женщина, вроде бы соседка. В комнате все было перевернуто вверх дном, на полу валялись какие-то бумажки, обломки мебели. На стене были следы джема и пирожных, как и рассказывал Стив.
Когда я вошел, полицейский повернул голову.
— Вы врач?
— Нет... — Я объяснил, кто я такой.
— Стив! — воскликнула его мать. Рот ее дергался, руки дрожали. — Стив ранен. — Она говорила с трудом, и все же страх за сына новой мукой прошел по ее и так исстрадавшемуся лицу.
— Все не так страшно, уверяю вас, — торопливо заверил ее я. — Он тут, снаружи. Просто ключицу сломал. Я сейчас приведу его.
Я вышел, рассказал ему все и помог выбраться из машины. Он ссутулился и весь сжался, хотя казалось, что сам он этого не ощущал.
— Почему? — беспомощно спрашивал он, поднимаясь по дорожке. — Почему? За что?
Полицейский в доме задавал те же вопросы, как, впрочем, и все остальные.
— Когда ваш сын вошел, вы рассказывали, что их было двое, с чулками на головах. Верно?
Она едва заметно кивнула.
— Молодые, — сказала она. Это слово у нее вышло коряво — разбитые губы распухли. Она увидела Стива и потянулась к нему, крепко стиснула его руку. Он же, увидев ее, побледнел и осунулся еще больше.
— Белые или цветные? — спросил полицейский.
— Белые.
— Как они были одеты?
— В джинсах.
— Они были в перчатках?
Она прикрыла глаза. Подбитый распух и покраснел.
— Да, — прошептала она.
— Миссис Миллес, пожалуйста, попытайтесь вспомнить, — сказал полицейский, — чего они хотели?
— Они искали сейф, — пробормотала она.
— Что?
— Сейф. Но у нас нет сейфа. Я говорила им. — Две слезинки поползли по ее щекам. — Где сейф, повторяли они. Они избили меня.
— У нас нет сейфа, — прорычал Стив. — Я убью их.
— Хорошо, сэр, — сказал полицейский. — Только спокойно, сэр, будьте любезны.
— Один... начал ломать вещи, — сказала миссис Миллес. — Другой бил меня.
— Скоты, — проговорил Стив.
— Они не говорили, что им нужно? — спросил полицейский.
— Сейф.
— Да, но это было все? Может, они искали деньги? Драгоценности? Серебро? Золотые монеты? Что они в точности говорили, миссис Миллес?
Она слегка сдвинула брови, словно задумавшись. Затем, с трудом выговаривая слова, сказала:
— Они спрашивали только: “Где сейф”.
— Полагаю, вы знаете, — сказал я полицейскому, — что этот дом и вчера грабили?
— Да, сэр. Я сам тут вчера был. — Он несколько мгновений оценивающе смотрел на меня, затем снова повернулся к матери Стива: — Эти двое юнцов в масках говорили что-нибудь о том, что были тут вчера? Попытайтесь припомнить, миссис Миллес.
— Я... не думаю.
— Не торопитесь, — сказал он. — Попытайтесь вспомнить.
Она довольно долго молчала, по щекам ее скатились еще две слезинки. “Бедная женщина, — подумал я. — Столько страданий, столько горя, столько оскорблений... И сколько мужества”.
Наконец она сказала:
— Они были... как быки. Они орали. Они были грубы. Они... толкали меня. Толкали. Я открыла переднюю дверь. Они ворвались. Впихнули... меня. Начали... все ломать... Устроили этот разгром... Кричали... “Где сейф. Говори, где сейф”... Били меня. — Она помолчала. — Не думаю... чтобы они что-то говорили... про вчера...
— Убью, — прохрипел Стив.
— Третий раз, — прошептала его мать.
— Что, миссис
