Влада. Перекресток смерти - Саша Готти

Где-то вдалеке, в сумеречном тумане, качался потолок, где отсветы с улицы бешено метались, разбрасывая блики по стенам.

От плеча Гильса, к которому она прижималась щекой, пахло горько и терпко. Бензин, ветер, дожди и какая-то великая тайна, которая всегда есть у того, кого любишь.

Темнейший впервые так целовал ее, сжав копну волос в кулак и не давая пошевелиться. Странная боль полилась по животу и позвоночнику. Все стало неважно: и Тьма, и воронка, отлетел куда-то далеко страх и холод…

Всем миром стал Гильс, его дыхание и глаза, в которые Влада падала, будто в бездну, заполненную кипящим огнем. Падала с восторгом, потому что ждала этого очень давно. С первого же дня, как тринадцатилетняя девочка смертельно влюбилась, подняв глаза на черноволосого мальчишку.

– Неужели это правда… Что ты можешь быть таким…

– Молчи. Не бойся ничего, просто доверься.

Шепот прилетел в самое ухо, и Влада отвернулась, ощутив, как настойчивые пальцы бережно убрали волосы с шеи.

Кожа ощутила прерывистое дыхание, сейчас оно показалось обжигающе горячим.

Воздуха не хватало, точно он совсем исчез, и дышать вдруг стало нечем – лишь бы хватило еще на несколько вдохов и несколько секунд.

Когда клыки вампира вошли в шею и ее пронзило резкой болью, Влада зажмурилась и сжала руки в кулаки, чтобы не закричать.

Собственное тело билось в агонии, и казалось, его жалят такие же молнии, какие сверкали сейчас за окном. Боль нарастала, заполняя каждую клетку, нерв – казалось, каждый атом ее существа терзает дикая боль. Но вместе с болью по телу уже поплыли теплые волны, а под ладонями сейчас горела напряженная спина и плечи, в которые она впивалась ногтями.

Надо же, оказывается, боль бывает счастьем. Этот миг не хотелось отпускать, пока пальцы наконец не ослабли и не упали с плеч вампира, исцарапанных в кровь.

– Знаю, теперь знаю! Спасибо… – от уголка глаза до виска слеза прочертила горячую дорожку и соскользнула на подушку. Влада, притянув к себе Гильса за шею, перебирала пальцами его волосы, шептала ему что-то, слушая прерывистое дыхание.

– Я хочу дальше, еще… Гильс, пожалуйста…

Раскаты грома сотрясали стены, послышался звук новогодних курантов от соседей – неумолимый, размеренный… один, два, три… пять… бамм… бамм…

Потом почему-то стало холодно, словно кто-то распахнул настежь окно, впустив зиму в тесную комнатку. Глоток холода – и стены вдруг вспыхнули, засверкали ярким серебром. Из-за плеч вампира в черном провале окна глянул бок огромной белой луны.

– Не смей уходить из этого мира, не смей покидать меня, Влада!!! – послышался крик Гильса, полный боли и отчаяния. – Ты – моя… Останься со мной!

Приподняв, он тряс Владу за плечи, и ее длинные волосы серебряными волнами хлестали по подушке.

Остаться не получалось.

Горячие судороги, которые плыли по телу, сменились холодной болью. Голос, который ее звал, погас, сменившись ватной тишиной. Последние секунды, когда она может видеть лицо Гильса, – как же он был прекрасен сейчас, какими яркими и вечными казались его глаза!

Влада жадно смотрела и смотрела, стараясь запомнить каждый миг.

– Ты как бесконечность, – она прошептала это едва слышно, уже полупрозрачными губами.

Мир начал отдаляться и меркнуть, и только огни багровых глаз звали ее куда-то вдаль, превратившись в дрожащие далекие звезды.

Накануне полуночи небо над Петербургом разорвалось, упало на землю, смешалось с ней, и мир превратился в ледяной ураган, а молнии резали его, вонзая яркие стрелы в ночную высь.

– Плохо что-то у них, не то, – пробормотала мать Полины, вздрогнув от яркой вспышки за окном, после которой квартира погрузилась в темноту. Резко замолчал, оборвавшись на полуслове, новогодний фильм.

– Хоть бы сгинули все, проклятые… – плотно задернув занавески, она обернулась и с тревогой посмотрела на дочь. Та спала беспокойно, но жар ангины прошел, оставив лишь испарину на лбу. Застонав во сне, Полина натянула одеяло на голову и отвернулась к стене.

Женщина пощелкала выключателем: света в квартире не было, как и во всем доме. Молчал телевизор, тоскливо ютилась в углу купленная, но так и не наряженная ель. В кухне хранились свечи, но стоило ей войти туда, как она с трудом подавила крик.

Кухонные столы были заставлены коробками: в них апельсины, мандарины с лимонами, яблоки и – букет роз. Первым порывом было вышвырнуть все это в окно, но стоило только заметить мешок с лекарствами от простуды посреди стола, как ярость иссякла. Все-таки фрукты и витамины нужны сейчас не ей. Удивительно, что холодное и уже чужое ей существо так трогательно о ней заботилось, было в курсе ее дел, знало даже о болезни дочери.

– Хоть бы он выжил, – сжав в пальцах розы, мать Полины вздохнула.

Людской мир содрогался от происходящего с миром тайным. Еще пару часов назад все принимали раскаты грома и молнии за необычную зимнюю грозу, кое-кто шутил про новогодние фейерверки, но уже к ночи наступившая темнота принесла с собой пугающий ледяной ураган.

– Красиво, как же это красиво… – прошептала Варя Синицина, глядя в лестничное окно, выходящее на Невский проспект.

Остаться в городе было безумным решением, но ядовитую родню удалось обмануть и выскользнуть из автобуса в последний момент. Вампиры же оставались, а чем она хуже вампиров? Это же здорово – увидеть хотя бы краешек Тьмы, которую они даже не проходили в Носфероне, которую считали легендой.

Варя ощущала, что ее тянет к опасности, с восторгом слушала каждый удар новогодних курантов. Ничего в Носфероне не давало ей таких впечатлений: ни игра «Зарница», ни экзамены. Только Димка с его бешеной энергией и умением трепать ей нервы. И сейчас Димка, возможно, появится где-нибудь здесь. Можно будет закричать ему: «Привет, а ничего погодка!» Кинется ли он ее спасать, интересно?

Светофоры за окном погасли, и только поваленные ветром наряженные елки у дверей магазинов напоминали о последнем дне года. Продуктовые магазины, обычно перед праздником переполненные очередями, стояли пустые. Кафе, кондитерские, рестораны и магазины – обезлюдело все. На Невском стояла опустевшая вереница троллейбусов: никто не чинил оборванные ураганом провода, дороги встали в мертвых пробках, но большинство машин оказались брошены водителями: обычных людей, подверженных дневному праву, нынешняя ночь загнала по домам, погрузила в полудрему, в липкий сон, спасающий от страха.

– Как быстро тучи летят, – поежилась девушка, выглядывая из окна, выходящего на парк Победы. – Как ты думаешь, почему небо кружится? Это же ненормально, оно ведь по кругу ходит, да еще с такой скоростью! Мне мать говорит с утра: вот список покупок, овощей возьми на салаты, майонез, коржи для торта и так далее. Я все купила, с мешками прибегаю к ней, а она спать легла, будто ничего ей не надо делать уже. Сереж, ты меня слышишь? Я говорю, что странная ночь. Смотри, смотри! Река черная, и словно глаза светятся…