Шанс милосердия - Сергей Станиславович Юрьев

– Пожалуй, да. Не это, – согласилась Флора, набравшись смелости, добавила: – Но я привыкла видеть того, с кем говорю.

– Я просто не хотела напугать тебя внезапным появлением. – Собеседница продолжала оставаться невидимой.

– После того, что случилось, мне уже нечего бояться. – Здесь Флора слегка покривила душой. Если за гранью земного существования жизнь продолжается, то и повод для страха всегда найдётся. Всякому, кто что-то видит и что-то чувствует, есть, что терять… Смутное беспокойство, которое она испытывает сейчас, может перерасти в настоящий ужас там – на противоположном берегу реки, за которой останавливается время.

– Мне стоило это понять. – На соседнем холмике появился полупрозрачный силуэт сидящей женщины, который уже через несколько мгновений обрёл ясность очертаний. Смуглая, красивая, стройная, в белой хламиде с прорезями для рук и головы, она смотрела на Флору с нескрываемым любопытством. – Так что же тебя интересует на самом деле?

– Я умерла?

– Пока не знаю.

– Я брежу?

– Вряд ли…

– Я жива?

– У тебя есть выбор.

– Кто ты?

– А как ты думаешь?

– Инанна? – Флора назвала имя богини любви и плодородия – первое, что пришло в голову.

– Если хочешь, можешь называть меня так.

– Зачем столько загадок?

– А зачем тебе вообще ответы? Ты ведь не очень-то веришь в реальность происходящего.

– Так из чего я должна выбирать? – Флора проигнорировала последние слова богини. Та была права насчёт её неверия. Вероятнее всего, туртан всё-таки удержался от того, чтобы вонзить клинок в её горло, и эти изверги из СОС или Ночной Стражи просто напичкали её галлюциногенами.

– Выбор прост: жить или умереть.

– Я хочу жить. Но с чего такая щедрость? С каких пор обреченным предоставляется право выбора? Я что-то должна сделать?

– Странно.

– Что? Что странно?

– Те, кто всю жизнь надеялись на чудо, так часто отказываются в него верить, едва оно случается. Вы даже стараетесь не замечать его, даже если оно произошло. Почему?

– Прости, богиня…

– Разве я сказала, что я богиня? И мне не за что тебя прощать.

– Я хочу сказать: прости, но это не обо мне. Я никогда ни на что не надеялась. И никогда ни о чём не мечтала. Я просто жила… – Флора отвернулась от незнакомки, чтобы скрыть навернувшиеся на глаза слёзы. Ей вдруг стало невыносимо больно от того, что в прожитой жизни как будто и не было. Последнее яркое и страшное мгновение – не в счёт. Шаг, продиктованный отчаяньем…

– Ты даже не знаешь, кто ты такая. И так уверенно говоришь всякие нелепости, – сказала богиня с нескрываемой укоризной. – Разве ты не мечтала о том, чтобы закончилась война, чтобы Империя ушла из Кетта, чтобы люди стали меньше лгать, трусить и предавать, чтобы любовь и чувство долга стали в них сильнее страха? Если бы ты об этом не мечтала, то не сделала бы того, что… сделала.

– И моя никчемная жизнь закончилась бы не сейчас, – в тон богине добавила Флора. – Я бы прожила бы ещё лет десять или двадцать – купаясь в роскоши и ненавидя себя. Так из чего мне выбирать, богиня?

– В тебе живёт душа Флоры Далл-Озирис, и ты можешь исполнить пророчество! Или уйти в вечную тьму. – Богиня указала на тёмный горизонт за рекой, озаряемый алыми зарницами.

– Я не верю в переселение душ.

– В царство Эрешкигаль ты тоже не слишком верила, однако сейчас стоишь на его пороге, – возразила богиня, печально улыбнувшись. – Но, когда ты переступишь этот порог, будет поздно что-либо менять.

– Туда я точно не хочу. Но что я должна делать?

– Всего лишь быть той, кем тебя хотят видеть.

– Не говори загадками.

– Владычица Флора и ныне заключена в алмазный склеп, и проснётся она в тот день, когда царству Кетт суждено будет восстать из праха. И этот день близится. Оглянись!

Флора медленно и с некоторой опаской оглянулась и увидела, что за её спиной прямо на траве стоит сверкающее тысячами граней ложе, казалось, и впрямь выточенное из цельного алмазного монолита. На нём постелен тонкий матрац и лежит подушка, обтянутая светло-синим шёлком, а сверху в воздухе висит сверкающий купол из того же драгоценного материала. На подушке лежит изящная золотая диадема с огромным изумрудом, а рядом аккуратно разложены тонкий клинок в костяных ножнах с золотыми накладками, скипетр, лёгкие стальные золочёные чешуйчатые доспехи, короткая шёлковая безрукавка и кожаные сандалии с высокой шнуровкой, прошитые золотой нитью.

– Переодевайся и укладывайся! – Богиня, казалось, теряла терпение. – Или ты хочешь, чтобы дэвы помогли тебе?

– Нет, – просто ответила Флора и разорвала на груди то, что осталось от чёрного платья, подарка Великого сагана. Ткань поддалась неожиданно легко, но не успела она удивиться, как в неё полетели брызги тёплой росы, а чьи-то невидимые руки принялись хозяйничать в её волосах. Когда внезапный порыв почти обжигающего ветра высушил её кожу, перед ней возникло зеркало, в котором она увидела себя в полный рост, обнажённую и прекрасную, какой и в юности себя не помнила. Отражение простояло перед ней лишь несколько мгновений, но этого хватило, чтобы, облачаясь в царские доспехи, она испытывала радостное возбуждение от того, что в её жизни открывается новая страница – время славных дел. Наконец-то продолжение жизни имеет цель и смысл. И безумно хотелось верить в то, что всё происходящее – не плод больного воображения.

– Ложись и постарайся заснуть, – посоветовала богиня. – Ты должна отдохнуть. Тебе понадобится немало сил…

Ощущение было такое, будто приходится ложиться в гроб. Сверкающий камень был жёстким, и холод его чувствовался через тонкую ткань подстилки. Одежда тоже не отличалась удобством, а золотая диадема сползла на лоб, едва она положила голову на крохотную подушечку, которая действительно больше подходила покойнику, чем живому. Флора с сомнение глянула на богиню, которая так и не пожелала представиться, положила ладони на рукояти меча и скипетра. В тот же миг висевший над ней алмазный купол распался на тысячи искрящихся брызг, которые закружили перед глазами, исчезая и вспыхивая вновь, пока их не унёс порыв ветра, вслед за которым наступила тишина. Темнота окутала глаза, почему-то невозможно было пошевелиться, а откуда-то издалека начал доноситься тихий и вкрадчивый голос, который становился всё громче и яснее. Вскоре отдельные звуки и обрывки слов слились в связную речь: «… и с той поры, как изнанка небес начала излучать свет, на исходе ночи лучезарный Шамаш отпирает гору восхода, проходит по верхней тверди и одаривает мир своим теплом, пробуждая его к жизни. Небесные письмена звёзд отражают расположение земных рек и пустынь, низин и возвышенностей, городов и храмов, но равнять земное и небесное было бы проявлением величайшей гордыни, достойной лишь гнева богов. Небесная твердь неизмеримо обширнее тверди земной, и всё, что случается там, определяет судьбы людей, народов и царств. Всё, что происходит внизу – от людских владений до обители ануннаков – предначертано небесами. Но самое важное, что определяет судьбы живущих, происходит в безлунные ночи, когда в невидимом чертоге встречаются лучезарный Шамаш и круглолицая Син, потому что…»